Уильям Локк - Вивьетта Страница 14

— Не забывайте, пожалуйста, что мы говорили о Дике.

— К черту Дика! Дело совсем не в нем. Речь идет обо мне. И я покажу вам это.

Он показал это единственным возможным образом. С секунду она старалась вырваться из его объятий и с придушенным смешком приняла его поцелуй. Они отошли на другой конец террасы. У Дика перед глазами появились красные круги. Он вскочил с кресла и вытянул руку с пистолетом. Будь он проклят! Будь он проклят! Он был готов убить Остина. Подстрелить, как собаку.

Какие-то рефлекторные движения в мозгу заставили его действовать. Лихорадочно он насыпал дозу пороха в пистолет. Пыж? Клочок газеты, валявшийся на полу. Затем пуля. Затем забить пыж, потом пистон. Все это было сделано с быстротой молнии. Душа его горела жаждой убийства. Будь он проклят! Надо убить его! Он остановился посреди комнаты, когда они проходили мимо, подскочил к двери и поднял уже пистолет.

Тут наступила реакция. Нет. Он не убьет из засады. Он повернулся, прошелся по комнате, натыкаясь на шкафы у стен, как пьяный. Капли пота струились по его лицу. Он положил пистолет на стол рядом с другим. Несколько мгновений он стоял неподвижно, потрясенный, с побледневшим лицом и побелевшими губами, уставившись своими голубыми глазами в пространство. Затем к нему вернулось сознание, он выпил стакан виски и поставил в буфет бутылку, сифон и стакан.

Он сразу почувствовал, что к нему вернулась ясность мысли. Он совсем не был пьян. Желая удостовериться в этом, он взял со стола шпагу и стал балансировать ею на пальце. Он мог равным образом говорить вполне нормально. Он обернулся к длинному мавританскому мушкету, отделанному драгоценными камнями и перламутром, и начал вслух описывать его. Он говорил совсем плавно и толково, хотя его голос отдавался в собственных ушах каким-то отдаленным звуком. Он был удовлетворен: он владеет собою и сумеет в течение предстоящего часа держаться так, что никто не заподозрит безумных мыслей, горевших в его мозгу. Он был абсолютно трезв и держал себя в руках. Он прошелся вдоль по дорожке половика, растянутого вдоль всей комнаты, и не отступил от нее ни на волосок. Значит, он вполне готов для прочтения своей лекции. Он сел, поднял газету и теперь буквы уже не прыгали перед его глазами. "Погода продолжает быть хорошей в пределах Британских островов. Антициклон еще не прекратился в Бискайском заливе…" Он прочел заметку до конца. Но ему показалось, точно читал кто-то другой — спокойный, довольный собой господин, глубоко заинтересованный невинной метеорологической наукой.

Вдруг его слуха коснулся чей-то голос, точно с того света.

— Дик, можно войти?

Он поднялся с кресла и увидел на пороге Екатерину, Остина и Вивьетту. Он пригласил их войти, крепко пожав руку Екатерины, как будто давно не видал ее.

Вивьетта быстро очутилась у стола.

— Ну, Дик, мы все в сборе. Состройте свою самую ученую и антикварскую мину. Милостивые государыни и государи, м-р Ричард Уэйр прочтет нам сейчас свою интересную лекцию об остроумных орудиях, изобретенных людьми для взаимного истребления.

Дик смущенно провел рукой по лбу. Он чувствовал, как его личность растворяется в личности спокойного господина; какой-то странный красный туман застлал его глаза.

— Начинайте! — вскричала Вивьетта. — Посмотрите на Екатерину. У нее текут уже слюнки в ожидании рассказов о кровопролитиях.

Дик не мог припомнить, с чего именно начинал обыкновенно. С минуту он бессмысленно смотрел на стол, потом наудачу взял с него какое-то оружие и, сделав над собой большое усилие, начал.

— Вот это сабля XVI столетия, толедской работы, по преданию принадлежавшая Козьме Медичи. Видите здесь герб Медичисов. Рядом с нею сабля той же эпохи, принадлежавшая лишь менее знатной особе. Впрочем, я предпочел бы ее, если бы надо было убить кого-нибудь.

Он описал затем еще пару предметов. Потом, взглянув через плечо на Остина и Вивьетту, в сторонке беседовавших тихим голосом, он замер, и капли пота выступили у него на лбу. Голос Екатерины привел его в себя.

— Это самострел, не правда ли? Которым древний моряк подстреливал альбатросов?

— Да, самострел, — сказал Дик. — Железная петля внизу предназначена для того, чтобы всовывать в нее ногу при натягивании его.

— А это, — проговорила Екатерина, указывая на продолговатый стальной предмет, заканчивающийся большой шишкой с иглами, — это, должно быть, семейная палица. Помнится мне, я ее уже видела.

— Да, это палица.

— Какими кровожадными людьми были, должно быть, ваши предки!

Остин со смехом подошел к ним.

— В нашей семье существует предание, что однажды матушка осталась одна в доме и настаивала на том, чтобы эту палицу положили у ее изголовья в спальне на тот случай, если нападут грабители. Но почему, Дик, ты предоставляешь мне рассказывать вместо себя?

Дик сжал кулаки и, пробормотав что-то, повернулся и направился за экран. Вивьетта пошла за ним.

— Вы совсем нескладно рассказываете. Похоже что вы это делаете неохотно.

— Вам это удивительно? — спросил он хрипло.

Вивьетта восхитительно играла с огнем.

— Как, разве мы недостаточно интеллигентны для вас? — с детски невинным видом спросила она.

— Вы хорошо понимаете, что я имею в виду.

— Не имею ни малейшего представления. Я знаю, что вы во всяком случае могли бы быть повежливее.

Он засмеялся. Обыкновенно он мало был доступен чувству юмора, но теперь сердце его горело, горло сжималось, а глаза застилал красный туман.

— О, я буду вежлив, — заворчал он. — Честное слово, я буду вежлив! Можно переживать адские мучения, и тем не менее надо улыбаться и быть вежливым.

Он схватил первую попавшуюся под руки вещь, шлем, стоявший на ящике, и понес его по ту сторону экрана.

— Екатерина, Вивьетта говорит, что я плохо читаю свою лекцию. Прошу прощения. Я в начале несколько смущаюсь, но потом воодушевляюсь темой. О чем вам хотелось бы услышать?

Екатерина обменялась взглядом с Остином.

— Не отложить ли нам окончание до другого раза?

— Да, старина. Отложим до завтра. Завтра ведь день твоего рождения.

— День рождения? Какое это имеет отношение к делу? Кто знает, что может случиться до завтра? Нет, нет. У меня все в порядке, — вскричал он дико. — Вы здесь, и вы прослушаете до конца. Я постараюсь быть интереснее. Смотрите! — сказал он, указывая на шлем, который держал в руке. — Это шишак времен Кромвеля. Он был захвачен в битве при Нэзби нашим предком. В нем была отрезанная голова. Ее отсек меч честного джентльмена, отправившего на тот свет пуританского, чванного, лицемерного негодяя…