Пьер Лоти - Исландский рыбак Страница 14

Время словно остановилось, и Го не знала, как продлить свой путь; встречные удивлялись, почему девушка идет так медленно.

Что Янн делал в Логиви? Наверное, развлекался с девицами…

Знала бы она, как мало его интересовали красавицы! Время от времени, если какая и пробуждала в нем желание, ему достаточно было лишь дать знать об этом. Как говорится в одной старой моряцкой песенке, пемпольские девочки слишком любят плотские утехи и редко отказывают красивому парню. Нет, просто-напросто он отправился сделать заказ плетельщику, который один во всей округе умел хорошо плести верши для ловли омаров. Как далек он был в тот момент от мыслей о любви!

Она подошла к часовне, стоявшей на холме и видной еще издали. Часовня была крохотной, серого цвета и очень ветхой. Рядом с нею в этом засушливом месте росло несколько деревьев, тоже серых и уже сбросивших листву; деревья походили на волосы, чьей-то рукой откинутые на одну сторону. Эта же рука, вечная рука западных ветров, топила рыбачьи лодки, валила в ту сторону, куда стремились волны, кривые ветви на побережье. Старые деревья росли вкось, согнувшись под вечной тяжестью этой руки.

Го уже находилась в конце пути, потому что это была часовня Порс-Эвена; она остановилась возле нее, чтобы еще потянуть время.

Часовня была обнесена невысокой полуразрушенной стеной, за которой виднелись кресты. Все было одного цвета — часовня, деревья, могилы; все казалось одинаково выгоревшим, изъеденным ветром и морем; один и тот же сероватый с бледно-желтыми пятнами лишайник покрывал камни, узловатые ветви деревьев, гранитных святых, стоящих в нишах стены.

На одном из деревянных крестов большими буквами было написано: «Гаос Жоэль, восемьдесят лет».

Ах да, это дед. Море пощадило старого моряка. Разумеется, многие из родни Янна спят вечным сном за этой оградой, ей следовало быть готовой, и все же фамилия, увиденная на могиле, произвела на нее тягостное впечатление.

Она поднялась на паперть, совсем маленькую, обветшалую, побеленную известью. Но там сердце ее еще сильнее сжалось.

Гаос! Опять эта фамилия, высеченная на одной из траурных досок, которые устанавливают в память о тех, кто умер в открытом море.

Она принялась читать:

В память о

ГАОСЕ Жане-Луи,

24 лет, матросе на «Маргарите»,

погибшем в исландских водах 3 августа 1877 года.

Мир праху его!

Исландия, опять Исландия! Всюду при входе в часовню висели деревянные доски с именами погибших моряков — жителей Порс-Эвена. Она пожалела, что зашла сюда, охваченная мрачным предчувствием. В пемпольской церкви девушка видела подобные надписи, но здесь, в этой часовне, все было такое маленькое, обветшалое, заброшенное. Пустая могила исландских рыбаков… С каждой стороны имелась гранитная скамья для матерей и вдов. Это низкое, похожее на грот строение хранимо было старинным изображением святой, выкрашенным розовой краской. Святая с большими злыми глазами напоминала Кибелу, языческую богиню земли.

Опять Гаос!

В память о

ГАОСЕ Франсуа,

супруге Анны-Марии Гаостер,

капитане «Пемпольца»,

погибшего в исландских водах между 1 и 3 апреля 1877 года

вместе со своей командой из двадцати трех человек.

Мир праху его!

Внизу — черный череп с зелеными глазами, под ним — две скрещенные кости, наивный и жуткий варварский рисунок.

Гаос! Везде эта фамилия!

Еще одного Гаоса звали Ив, он был смыт с палубы корабля и погиб в исландских водах близ Норд-фьорда,[17] в возрасте двадцати двух лет. Доска, похоже, была прибита давно, его, наверное, уже успели забыть…

Читая надписи, она испытывала приливы необычайной нежности к Янну и вместе с тем чувство разочарования. Нет, никогда он не будет принадлежать ей! Как отвоевать его у моря, когда столько Гаосов — предков, братьев, наверняка во многом похожих на него, — отдали морю свои жизни?

Она вошла в уже полутемную часовню, свет сюда едва проникал через низкие окна с широкими переплетами. Там с полными слез глазами Го преклонила колени, чтобы помолиться перед огромными, касающимися свода изображениями святых, украшенными дикими цветами. Снаружи послышался стон ветра, словно доносившего до бретонской земли жалобу погибших молодых мужчин.

Близился вечер; все же надо было идти к Гаосам выполнять отцовское поручение.

Она двинулась по дороге и, справившись в деревне, нашла нужный дом, прислонившийся к высокой скале. К нему вела дюжина гранитных ступенек. Трепеща при мысли, что Янн уже мог вернуться, Го прошла по палисаднику, где росли хризантемы и вероники.

Войдя в дом, она сообщила, что принесла деньги за проданную лодку. Ее вежливо усадили и попросили подождать возвращения отца, чтобы получить расписку. В доме было много народу, и глаза Го искали Янна, но его не было видно.

У Гаосов кипела работа: на большом столе кроили для грядущей путины одежду из новой хлопковой материи.

– Видите ли, мадемуазель Го, им нужно каждому по две смены такой одежды.

Ей принялись объяснять, как потом этот костюм, незаменимый в бурю, нужно красить и вощить. Пока ее посвящали в детали, она внимательно рассматривала жилище Гаосов.

Оно было обустроено так, как традиционно обустраиваются дома бретонцев: в глубине находился огромный камин, а по сторонам в несколько ярусов располагались кровати с дверцами. Дом, однако, не производил ни мрачного, ни тоскливого впечатления, какое обычно производят жилища пахарей, наполовину вросшие в землю по обочинам дорог; дом оказался чистым и светлым, какими обыкновенно и бывают дома рыбаков.

Много маленьких Гаосов бегало по дому, мальчиков и девочек, все — братья и сестры Янна, еще двое взрослых братьев находились в плавании. Была среди детворы и одна маленькая светловолосая девчушка, опрятная и печальная, непохожая на других.

– Мы удочерили ее в прошлом году, — объяснила мать. — У нас и своих-то много, но что поделаешь, мадемуазель Го, ее отец ходил на «Богоматери Марии», она в прошлом году, как вам известно, затонула в Исландии. Оставшихся пятерых детей поделили соседи, вот она нам-то и досталась.

Услыхав, что говорят о ней, малышка опустила голову и, улыбаясь, спряталась за Ломека[18] Гаоса, своего любимца.

На всем в доме лежала печать достатка, и розовые щечки детей цвели здоровьем.

Го была встречена с суетливым радушием, как какая-нибудь барышня-красавица, приход которой делает честь семье. По совсем новой лестнице из светлого дерева ее отвели в комнату наверху, составлявшую славу дома. Го вспомнилась история постройки второго этажа: он появился в результате того, что Гаос-отец и его родственник-лоцман нашли в Ла-Манше обломок потерпевшего крушение судна. Янн рассказал ей об этом в ту праздничную ночь.