Подмененная - Карр Филиппа Страница 14

— Там работа совсем другая, и заплатят за нее, разумеется, гораздо больше.

Это замечание вызвало явный интерес у миссис Полгенни»

— Конечно, ей пришлось бы пожить там недельку — другую, а то и дольше.

Миссис Полгенни опять нахмурилась:

— А почему бы ей не ездить туда каждый день?

— Ну, это все-таки далековато, такое путешествие дважды в день, а главное, не всегда бывает подходящее освещение. Работа ведь чрезвычайно сложная.

— Ли не захочет жить вдали от дома.

— Но разве вам не кажется, что ей было бы неплохо ненадолго сменить обстановку? В Хай-Торе ее устроят очень удобно и будут благодарны за работу. Мадам Бурдон с большой нежностью говорила об этих гобеленах. Чувствуется, что они ей очень дороги. Подумайте об этом, миссис Полгенни.

— Я считаю, что молодой девушке положено жить дома, возле матери.

— Но это же недалеко.

— А они не могут привезти гобелены сюда?

— Это невозможно. Гобелены очень велики и, полагаю, исключительно ценны.

— Пусть наймут кого-нибудь другого, — Им понравилась работа Ли. Она исключительно талантлива. Это может принести ей пользу и в будущем. Кто-нибудь посетит их, увидит ее работу, как они увидели у нас. Никогда заранее неизвестно, что из этого может получиться. Вы, наверное, знаете, что сейчас в Англии живут император Наполеон и императрица Евгения. Они дружат с месье и мадам Бурдон.

Кто знает, может быть, Ли еще предстоит поработать и для королевских особ?

Миссис Полгенни посмотрела на нас с сомнением. ., — Если судить по тому, что я слышала, они грешные люди.

— Ах, миссис Полгенни, нельзя ведь верить во все, что слышишь. Думаю, для девушки это будет счастливой возможностью.

— Мне не нравится, когда моя дочь не ночует дома.

Я хочу знать, что она здесь, а я в соседней с ней комнате.

— Не отказывайте сразу, подумайте об этом. Ли очень понравилось работать над гобеленами. Это же гораздо интереснее, чем простая вышивка.

— Еще и иностранцы!

— Они такие же, как мы, — сказала я.

Миссис Полгенни бросила на меня жесткий взгляд.

Очевидно, по ее мнению, молодые девушки должны быть на виду, но помалкивать.

— Давайте на время оставим этот разговор, — сказала бабушка. — Однако вы подумайте, как это будет выглядеть… в финансовом отношении.

— Я бы хотела, чтобы она ночевала дома.

— Боюсь, это невозможно. Ей нужно хорошее освещение, а вы знаете, как непредсказуема погода. С утра будет светить солнце, а пока Ли доедет — пойдет дождик, и вся поездка насмарку. Да и далековато все-таки. Вы еще подумайте, а я между делом поговорю с мадам Бурдон.

На этом мы расстались.

На обратном пути бабушка сказала:

— Иногда мне кажется, что миссис Полгенни несколько не в себе. Какая жалость! Она ведь превосходная акушерка.

— И домохозяйка тоже, судя по всему. В их доме всякая вещь знает свое место. Там чисто до неуютности.

Бабушка рассмеялась:

— Это называется сотворить себе кумира, и мне такие вещи кажутся не вполне здоровыми. Да и Ли жаль, конечно. Ее жизни не позавидуешь. Бедняжке, должно быть, трудно постоянно стремиться к совершенству. А уж как мамаша следит за дочерью — это просто неестественно.

— Похоже, она боится, что Ли сделает что-нибудь ужасное.

Бабушка кивнула и сказала:

— Я искренне надеюсь, что у миссис Полгенни все же хватит здравого смысла. Я пыталась убедить ее.

Мне кажется, она проявила интерес, когда зашел разговор о денежной стороне дела.

— Да, я это заметила.

— Ну что ж, поживем — увидим. Я пошлю весточку мадам Бурдон и сообщу ей о результатах. Возможно, если сумма окажется достаточно соблазнительной…

Итак, мы решили подождать.

Пришло письмо от матери. Она писала, что необыкновенно счастлива, и выражала надежду на то, что меня радует жизнь в Корнуолле. Домой ее тянуло только желание увидеть меня. Она надеялась, что по прибытии в Лондон я буду встречать ее. Мы пробудем там несколько дней, а затем отправимся в Мэйнорли Все будет просто чудесно.

«Ты сможешь помогать нам в политической деятельности. Это будет очень интересно, и я знаю, что тебе это понравится. Ах, Бекка, мы будем так счастливы… втроем».

Итак, она хотела видеть меня по возвращении.

Я показала письмо бабушке.

— Она очень счастлива, — улыбаясь, сказала бабушка, — письмо прямо дышит счастьем, верно? Это хорошо чувствуется. Мы должны за нее радоваться, Ребекка. Она заслужила счастье.

— Я должна быть там к ее приезду.

— Да, мы с дедушкой поедем вместе с тобой. Я не прочь провести несколько дней в городе.

Таким образом, все было решено.

Настал последний день. С утра я отправилась кататься верхом, а мисс Браун занялась упаковкой вещей. Во второй половине дня я прогулялась к пруду.

По пути мне встретилась Дженни. Она что-то тихонько напевала, счастливая от уверенности, что вскоре у нее появится ребеночек.

Наверняка она была, как говорила моя бабушка, немножко неуравновешенной. Полагаю, это было справедливо и в отношении миссис Полгенни, которая была слишком уж занята поисками грехов.

Мы узнали, что деньги все-таки соблазнили ее. Ли закончила выполнение заказов для плимутских поставщиков, собираясь на время оставить эту работу, чтобы отправиться в Хай-Тор для починки гобеленов Бурдонов.

На следующий день мы уехали в Лондон. Как обычно, мы поселились в доме дяди Питера и тети Амарилис. Моя мать с мужем должны были вернуться в Лондон на следующий день.

Я ощущала тревогу, сознавая, как мирно протекала жизнь в Корнуолле, как занимали меня вопрос с гобеленами Бурдонов, самосовершенствование миссис Полгенни и Дженни Стаббс, счастливо распевающая на лесных дорожках.

Все это осталось позади, и мне предстояло столкнуться с суровой реальностью, Мне показалось, что дядя Питер ведет себя необычайно спокойно. Как правило, он был в доме главным и всеми командовал. Когда я спросила у него, как идут дела, он ответил, что с ним все в порядке, что дел полно и он с нетерпением ожидает возвращения новобрачных.

— Теперь-то мы посмотрим, — сказал он. — Бенедикт не из тех, кто сидит сложа руки.

Эти нотки гордости и восхищения в его голосе раздражали меня. Почему все непременно должны питать к этому человеку уважение?

Настал следующий день. К дверям, у которых мы все стояли в ожидании, подъехал кеб. Из него вышла моя мама. Она прекрасно выглядела и, как я заметила, одновременно радуясь и ревнуя, так же сияла от радости, как перед отъездом, а может быть, и еще больше.

Я бросилась в ее объятия.

— Ах, Бекка, Бекка! Как мне тебя не хватало! Все было совершенно идеально, если бы ты была рядом.

Бенедикт улыбнулся мне и взял меня за руки. Мама наблюдала за нами, желая, чтобы я проявила радость, и мне пришлось выдавить из себя улыбку.

Мама привезла для меня фарфоровую настенную тарелку. На ней была изображена женщина, очень напоминавшая рафаэлевскую «Мадонну делла Седна».

Копию с этой картины я однажды видела, и она мне очень понравилась. Женщина на тарелке напоминала ту мадонну.

— Она чудесная, — сказала я.

— Мы вместе выбирали ее.

И вновь я улыбнулась Бенедикту. После обеда я должна была отправиться вместе с ними в его лондонский дом, чего мне не слишком хотелось. Я чувствовала, что это будет означать начало новой жизни.

За обедом очень много говорили. Тетя Амарилис желала выслушать все об Италии и медовом месяце; дядю Питера гораздо больше интересовали планы Бенедикта на будущее..

— Мы как можно быстрее вернемся в Мэйнорли, — сказал Бенедикт — — Я не хочу, чтобы мои избиратели считали меня прогульщиком, — У тебя появится масса дел, Анжелет, — сказала тетя Амарилис. — Я помню, как это было с Еленой.

— Ну да, приемы, благотворительные базары, всевозможные благотворительные акции, — сказала мама. — Я к этому готова.

— В Мэйнорли вам будет очень приятно, — продолжала тетя Амарилис. — И, кроме того, у вас есть городской дом. Что может быть удобнее?