Мэгги Дэвис - Прелестная сумасбродка Страница 15

Мимо пробегал доктор Пендрагон. Мэри схватила его за руку.

— Доктор! — воскликнула она. — Остановите же это безумие! Неужели вы не понимаете, что выходить на улицу в такую погоду, в дождь и слякоть, для больного немыслимо? Объясните же герцогу, что и герцогиня Сазерленд, и клуб «Олмак», и миссис Бентинк сегодня прекрасно обойдутся без него!

Но доктор, кажется, вовсе ее не слушал.

— Вы же наблюдали больного в течение двух дней! — горячо убеждала его Мэри. — Разрешить ему сейчас выйти из дому — это просто убийство!

При слове «убийство» доктор вздрогнул и обернулся к девушке.

— Что? — переспросил он. — А… не тревожьтесь, дорогая мисс Фенвик, вам ничего не угрожает. На балу у герцогини Сазерленд будет присутствовать сам принц-регент, а в «Олмаке» по субботам собирается едва ли не половина города. Кроме того, — продолжал он, торопливо похлопывая ее по плечу, — в «Олмаке» Ник пробудет всего несколько минут. Он этот клуб терпеть не может.

— Сэр, да вы меня не слушаете!

Мэри хотела бежать за доктором, но швея снова поймала ее за подол.

— Мадемуазель, прошу вас, стойте спокойно! Мы ничего не сможем сделать, если вы будете дергаться! И так уже третий раз перешиваем!

Мэри опустила глаза. Две девушки-модистки из фирмы мадам Розенцвейг возились с ее платьем, пришивая к подолу декоративную ленту, расшитую жемчугом. Дело в том, что готовое платье оказалось для статной Мэри коротковато. Переделка производилась в спальне, чтобы герцог мог наблюдать за работой и давать руководящие указания. Связной между ним и модистками служила сама мадам Розенцвейг — она стояла рядом с герцогом и громко зачитывала его раздраженные записки.

Трудно поверить, что каких-нибудь три часа назад герцог Уэстермир лежал в постели, дышал горячим паром и, следуя совету доктора, избегал волнений и напряжения сил. Он с аппетитом пообедал, вздремнул, а затем, лежа в постели, читал немецкую книгу о серии нераскрытых убийств в Силезии.

Но, едва часы пробили четыре, все изменилось. Герцог встал с постели, камердинер распахнул двери, и в спальню густым потоком повалили люди. Комната больного в мгновение ока превратилась в бедлам. Герцог Уэстермир готовился к субботнему выходу в свет.

Услышав об этом, Мэри не поверила своим ушам. Она позвонила в колокольчик, чтобы спросить у Краддлса, правда ли это, но вместо камердинера к ней в комнату влетела запыхавшаяся миссис Кодиган. Мэри должна сопровождать герцога, объявила она. Мадам Розенцвейг с готовым бальным платьем ожидает ее в спальне.

— Да что вы все, с ума посходили? — в ужасе воскликнула Мэри.

Вместо ответа миссис Кодиган схватила ее за руку и потащила через галерею к герцогским покоям. В холле ее встретила целая толпа: кроме слуг, Мэри увидела здесь и лучшего в Лондоне женского парикмахера, и сапожника с модными туфельками, выписанными из Парижа, и саму мадам Розенцвейг в окружении молодых белошвеек, очень похожую на наседку среди цыплят.

Зная капризный вкус герцога, мадам захватила с собой не одно, а два бальных платья. Одно — непорочно-белое, украшенное кружевами; другое — более простое и строгое, кремового цвета.

Оба платья мадам предъявила герцогу. Подумав, он молча ткнул пальцем в кремовое.

Мадам Розенцвейг попробовала было спорить, указывая на то, что белый муслин и цветочная гирлянда на поясе — символы невинности, но герцог в ответ нацарапал сердитую записку:

«Что мисс Фенвик невинна, и так ясно с первого взгляда! А с этим белоснежным одеянием останется только привязать ей крылышки и вручить арфу!»

Модистка возвела глаза к потолку.

— Он гений! — пробормотала она по-французски. — Невозможный человек, но гений!

Но на этом приключения с одеждой не кончились. Герцог указал, что выбранное им кремовое платье слишком коротко.

— Но, ваша милость, в этом сезоне модно слегка показывать ножки, — возразила портниха.

«Эта мода не для нее, — написал в ответ герцог. — Она уже не девочка — и не кокетка».

Поразмыслив, он потребовал обшить подол по краю лентой, украшенной жемчугом, а другой такой же лентой прикрыть чересчур глубокий вырез.

Мадам Розенцвейг ахнула, схватилась за голову… и послала помощницу в кенсингтонскую лавку за лентами.

Облачаясь с помощью Краддлса в белые шелковые лосины, герцог разглядывал бальные туфельки, принесенные сапожником-итальянцем. Наконец он выбрал пару на высоких каблуках, украшенную розетками из речного жемчуга.

Никогда до сих пор Мэри не надевала туфель на каблуках. Возмущению ее не было предела.

— А моего мнения вы спросить не хотите? — взорвалась она. — Мало того, что вы силком тащите меня на этот дурацкий бал, — так еще и хотите обуть в туфли, в которых я шагу ступить не смогу!

Но герцог не обращал внимания на ее возмущение, а может быть, и не слышал. Он стоял за экраном, широко открыв рот, и Реджинальд Пендрагон в последний раз заглядывал ему в горло.

— Говорить по-прежнему не можешь? — с сочувствием спрашивал он. — Черт возьми, Ник, давай я поеду с тобой! Подумай сам: ты окажешься в центре внимания, все светские сплетники накинутся на тебя с вопросами, начнут выяснять, как твое здоровье, что это за прелестная юная леди и справедливы ли ходящие по Лондону слухи… Ты что, всем им будешь писать записки? А если попытаешься говорить, это может плохо кончиться: не дай бог, повредишь голосовые связки!

«Отвечать на вопросы будет девушка, — написал в ответ герцог. — Не беспокойся, она за словом в карман не полезет!»

Доктор с сомнением покачал головой.

— Согласен, мисс Фенвик… э-э… решительная молодая особа. Но как, по-твоему, она сможет объяснить ваши отношения? Что скажет, если кто-то спросит, помолвлены вы или нет и на каких основаниях она живет у тебя в доме? На такие вопросы тебе придется отвечать самому.

«Черта с два! — написал герцог. — Пусть выкручивается сама. Посмотрим, что она скажет!»

Отстранив Краддлса, Доминик сел на край кровати и натянул шелковую рубашку. Камердинер обвязал ему шею белым платком, а юный Чарльз, племянник миссис Кодиган, натянул на ноги шелковые носки.

Доминик вытянул ноги и пошевелил ими. Лосины сидели как вторая кожа: можно было не беспокоиться, что к середине вечера они начнут пузыриться на коленях, как случается порой с брюками у иных незадачливых денди.

«Герцогиня Сазерленд — старшая сестра моего покойного отца, — написал герцог, вырвав из блокнота новый листок. — Тетушка Бесси не позволит гостям докучать мне вопросами».

— Ты думаешь? — протянул Реджи Пендрагон.

Он хорошо помнил последнюю встречу с тетушкой Ника на одном великосветском приеме. Престарелая герцогиня возвышалась над прочими гостями, словно Вавилонская башня. Росту в ней было не меньше шести футов, не считая парика, взбитого и зачесанного вверх по моде тридцатилетней давности. Держалась она. прямо, словно аршин проглотила, взгляд имела пронзительный, голос — громоподобный и не хуже самого Уэстермира умела вгонять собеседника в дрожь. Только Доминик де Врие это делал лишь изредка и сознательно, а герцогиня — постоянно, сама того не замечая.