Георг Борн - Султан и его гарем Страница 16

Грек побледнел, услышав эти слова.

Вдруг на улице послышался сильный шум, который, казалось, быстро приближался.

– Идут, идут! – кричала нетерпеливая толпа, приветствуя громкими возгласами долго ожидаемое бесконечное шествие.

Впереди, чтобы очищать дорогу каравану, ехал отряд турецкой кавалерии в пестрых мундирах, за ними следовал эмир и другие последователи пророка в новых зеленых одеждах и зеленых же вышитых золотом чалмах. Все были верхом на великолепных лошадях.

Позади них ехали эфендасии частей города Стамбула, Галату и Перу, губернаторы Румелии и Анатолии и муллы.

Затем следовали султанские чиновники в зеленых и синих, вышитых золотом и серебром мундирах. Одни из них несли серебряные, украшенные янтарем бунчуки, тогда как другие пели хвалебные гимны, от времени до времени прерываемые криками толпы: «Аллах! Аллах!»

Шейх-уль-Ислам, окруженный своими приближенными, с довольным видом смотрел на пилигримов и провожавшую их шумную, разодетую по-праздничному толпу.

Потом ехали многочисленные важные сановники, везшие шерифу Мекки собственноручное письмо султана, лежащее в богато украшенном ящике.

За сановниками следовали два священных верблюда, называвшиеся Махними-Шерифи, игравшие главную роль в церемонии.

Эти животные не должны ничего носить и происходят, по преданию, от того верблюда, на котором ехал пророк во время своего бегства.

Первый верблюд был великолепно украшен. Сбруя из зеленой кожи осыпана драгоценными камнями, шея и хвост обвешаны амулетами, на голове – пучок страусовых перьев. Он нес на спине украшенный золотом и перьями ящик, заключающий в себе священное покрывало, которое султан назначил в подарок храму в Мекке.

На другом верблюде было только седло, сделанное наподобие того, на котором некогда сидел Магомет. Оно, так же как и вся сбруя, было из зеленого, вышитого серебром бархата.

За верблюдами ехал начальник каравана в сопровождении своих помощников – кавасов. Дикая оглушающая музыка и толпы оборванных дервишей возвестили о приближении пилигримов.

Опираясь на длинные дорожные палки, с криками: «Аллах! Аллах!» шли пилигримы, принадлежавшие по большей части к низшим слоям населения столицы. За ними шел отряд пехоты и семь мулов, нагруженных дарами для храма.

Второй оркестр и вторая толпа пилигримов заключали шествие.

С берега раздавались пушечные выстрелы, возвещавшие всей столице об отправлении каравана богомольцев.

В числе пилигримов была одна турчанка. Боязливо шла она в толпе, закрыв лицо покрывалом и оглядываясь по сторонам, как бы отыскивая кого-то среди окружавшего богомольцев народа.

Она вела за руку маленького мальчика, едва, казалось, достигшего восьми лет, и все внимание которого было поглощено окружавшей его пестрой толпой.

Вдруг турчанка вздрогнула. Она была у того места, где Лаццаро и гадалка смотрели на шествие пилигримов. Схватив поспешно ребенка, она попыталась спрятаться за кого-нибудь из богомольцев.

Но гадалка ее уже увидела.

– Смотри же, – сказала Кадиджа вполголоса, обращаясь к Лаццаро, – смотри же, это она, она хочет бежать! Принц тоже тут!

– Реция и принц Саладин? Да, это они, она хочет скрыться; но что ты хочешь? Она в безопасности между пилигримами. Ты можешь только спокойно смотреть, как она проходит мимо тебя.

– Нет, нет! – вскричала в бешенстве Кадиджа, бросаясь в толпу пилигримов. – Я знаю кое-что! Они такие же богомольцы, как и я!

В то время как старая Кадиджа прочищала себе дорогу среди богомольцев, грек тоже старался продвинуться вперед, чтобы не потерять из виду Рецию и Саладина.

Когда процессия подошла к берегу, откуда она должна была быть переправлена в Скутари, гадалке удалось добраться до Шейх-уль-Ислама, сходившего с лошади, чтобы взойти на ожидавший его пароход.

– Выслушай меня, справедливейший из всех шейхов! – вскричала Кадиджа, падая на колени. – В числе богомольцев скрываются двое, которых ты ищешь и которые хотят бежать из столицы под видом пилигримов! Еще есть время их задержать! Ты один можешь это сделать!

– Кто ты? – спросил, подходя к ней, Шейх-уль-Ислам.

– Кадиджа, – отвечала тихо гадалка.

– Кого же ты обвиняешь в оскорблении святости шествия? Кто они?

– Реция, дочь Альманзора, и принц Саладин! – прошептала Кадиджа, стараясь не быть услышанной никем, кроме Шейх-уль-Ислама. – Не медли, всемогущий Мансур, вся власть теперь в твоих руках! Ты можешь теперь завладеть ими – еще час и будет уже поздно.

При имени Реции глаза Мансура-эфенди блеснули.

Видно было, что для него слова гадалки имели важное значение.

– Ступай и ищи их между пилигримами, – сказал Шейх-уль-Ислам Кадидже. – Стой тут на берегу и смотри; когда ты их увидишь, скажи – и кавасы схватят их.

– Будь благословен, великий шейх! – вскричала гадалка и поспешила встать на возвышение берега, откуда она могла лучше видеть бесконечное шествие пилигримов. Ее глаза искали Рецию и принца. Без сомнения, грек не потерял их из вида, и это должно было облегчить ее поиски.

Реция и Саладин, пытавшиеся под видом богомольцев покинуть столицу, конечно, погибли, если Кадидже удастся их увидеть и указать на них кавасам.

XI

Ужасное поручение

Сади был очень поражен, не найдя более Реции и ребенка в том доме в Скутари, где они нашли убежище.

– Где же она теперь? Уж не удалось ли ей бежать?

Сади никак не мог объяснить себе, что произошло. Все его старания отыскать Рецию были напрасны.

Она и принц исчезли бесследно.

В первую минуту подозрение прокралось в его душу, но он поспешил отогнать от себя эти мысли.

Его товарищи, молодой изящный Зора-бей и гордый Гассан, с которыми он коротко сошелся, все более и более выказывали свое удивление происшедшей с их другом перемене, так что ему невозможно было бы скрыть от них истинную причину этого. Он решился притвориться веселым и откровенным и постараться ревностным исполнением обязанностей службы отвлечь свои мысли от тяготившего его события.

На другой день после торжественного отправления в Мекку каравана богомольцев Магомет-бей, начальник султанской гвардии, неожиданно позвал к себе Сади.

Когда Сади вошел в большую караульную залу, где его ожидал Магомет-бей, то последний был совершенно один и сидел на диване, по-турецки скрестив ноги и куря кальян, возле дивана стоял небольшой столик.

– У тебя знатная покровительница, и я сам доволен тобой, – начал Магомет-бей, – ты хороший солдат, и я очень рад, что тебя так скоро произвели! В настоящее время мне предоставляется случай дать одному из моих подчиненных возможность отличиться, и я подумал о тебе, Сади.