Ирина Мельникова - Александра – наказание господне Страница 16

Он мог бы сыскать себе лавры и на дипломатическом поприще, потому как умел объясниться даже с самыми ревнивыми супругами своих пассий. Ни один из его романов не повлек за собой ни дуэли, ни громкого скандала. И хотя князь Кирилл частенько корил друга, но любил и уважал его безмерно.

У каждого человека свое предназначение, свои цели в жизни, и то, какими путями он идет к этому, тоже предопределено свыше. Иногда Адашев не выдерживал, сердился, говоря другу о том, что жизнь быстротечна и нельзя прожигать ее в постелях любовниц, за карточным столом или на охоте. На что Павел отвечал громким хохотом, обещал непременно с понедельника начать новую жизнь или, наоборот, грозился оторвать его от «чертовых» бумаг и заставить наконец окунуться в «водоворот страстей» – это было любимым изречением Верменича. Но пока его благие порывы заканчивались полнейшей неудачей. Князь вопреки уговорам мирских радостей избегал и на провокации не поддавался, предпочитая большую часть времени проводить в имении, вдали от хорошеньких барышень.

Вот и теперь, вальяжно развалившись в кресле, поглядывая на худую, обсыпанную рисовой пудрой барышню за конторкой, Павел Верменич несвойственным ему тихим голосом, менторским тоном битый час внушал другу мысль о пагубности длительного воздержания.

– Нет, братец! – протянул он разочарованно, заметив скучающий взгляд Кирилла. – Мои сентенции тебе что слону дробина! Сидишь ты в своем поместье, а в столицу в кои веки заглянешь, так тоже дела, заботы... А жить-то когда, Кирюша? Посмотришь на тебя, право, застрелиться хочется! Ты давно на себя в зеркало любовался? Хмурый, скучный, а все потому, что «девы юной лобзаньем тайным пренебрег», – неожиданно пропел Павел и, заметив скептическую усмешку на губах князя, продолжил с досадой: – Балы не посещаешь, от барышень шарахаешься; меня попрекаешь, что я попусту жизнь проживаю, а сам лучше? За бумажками и не заметишь, как молодость пройдет...

– Павлуша, тебя случайно никто из маменек в свахи не подрядил? – усмехнулся князь. – За все время, что я в Петербурге, меня пытались затащить на десяток балов, дюжину званых вечеров, обедов и приемов, но алчный блеск в очах почтенных дам слишком ясно говорит об их намерениях и ничего, кроме приступов изжоги, у меня не вызывает. – Адашев налил себе вина и затянулся сигарой. – Однажды я женился по воле родителей, прожил с Анной восемь лет, но ничего, кроме разочарования, не испытал. До сих пор не пойму, почему она меня так боялась? Не обижал ее и нежным старался быть... – Пожав плечами, он с грустью посмотрел на Павла.

– Не любил ты ее, вот в чем вопрос! – хотел сказать Верменич, но, заметив, как потускнел вдруг взгляд приятеля, решил сменить тему разговора. Плеснув и себе немного вина, Павел уставился на блюдо, на котором лежало нечто, обозначенное в меню как «le bifteck saignant». Отрезав кусочек сочной мякоти, он поддел его серебряной вилкой и отправил в рот.

– Нет, что ни говори, а добрые бестии эти французы! – зажмурился он от удовольствия. – Ежели что и приготовят, то во рту тает, по языку растекается. А мой Федор, уж на что учился у самого Шаппеля, но как ни приготовит, все не так! Рот забьет, в зубах застрянет! Силишься проглотить, ан нет! Прежде штоф вина надобно выпить, чтобы с этаким de jeuner[13] справиться!..

– Любишь ты все преувеличивать! – вздохнул Адашев. – Твой Федор готовит прекрасно, мой француз ему и в подметки не годится. Если бы не нянька, давно бы какую-нибудь болезнь нажил.

– Вот еще одна причина, почему тебе надо поскорее жениться, а то, смотрю, тебе и никудышного повара недосуг выгнать. Вытолкай его в шею, а на то время, пока нового подыщешь, я своего Федора уступлю, при условии, что у тебя столоваться буду.

– Я тебе который раз предлагаю пожить у меня. Негоже это по гостиницам отираться, да у меня и спокойнее будет.

– Разве я против? – улыбнулся Павел. – Только повара ты непременно выгони.

– Знаешь, я только этим в последнее время и занимаюсь. Неделю назад уволил француженку-гувернантку. По совету жены одного моего приятеля взял неплохую русскую учительницу. Спокойная, милая барышня, но мои паршивцы впервую же ночь подложили ей в постель дохлую крысу. Причем после глядели на меня честнейшими глазами и божились, что эта тварь сама залезла под одеяло и там удавилась. Представляешь, в спешке они забыли снять с нее петлю!

Захохотав, Верменич подавился хлебом с сыром пармезан, закашлялся до слез, чем вызвал недоуменные взгляды за соседними столиками. С трудом успокоившись, он достал из-за отворотов сюртука белую салфетку и вытер набежавшие на глаза слезы:

– Надеюсь, ты их не выпорол?

– А что толку пороть, если учительница сбежала на следующий день, даже не взяв расчет. Ума не приложу, что с ними делать? Завтра отправляю их назад в имение. Весна на дворе, нечего им в городе сидеть, грязью да копотью дышать. А мне придется еще на неделю задержаться до решения адмирала по проекту, да и учителя надо подыскать, непременно мужчину, строгого и непугливого...

– Бог тебе в помощь, Кирюша! – усмехнулся Павел и не преминул ехидно заметить: – Вспомни только, кого из нас лет этак двадцать-двадцать пять тому назад за уши таскали за подобную же крысу, только под подушкой у мадемуазель Надин? Что-то я запамятовал, у кого они сильнее алым цветом полыхали?

Теперь настал черед князя улыбнуться:

– Хочешь, чтобы я поделился с этими сорванцами нашим богатым опытом избавления от зловредных учителей? Не дождешься, mon cher! Вот заведешь себе детей, тогда и учи их уму-разуму, как Бог на душу положит!

– Да вроде их у меня и так уж прилично набралось! – Павел удрученно крутанул свой пышный ус. – Весь дом и двор, клянусь тебе, заполонили. Вот только никак не запомню, где Васька, где Гришка, где Гаврюшка, мельтешат, как комары! Кто чей, тоже не пойму! Кто из них Глашин, кто Лушкин, а может, Василисин?.. Представляешь, все на одно лицо, горласты, прожорливы, резвы! Может, присоветуешь, что дальше с ними делать? – Верменич в недоумении развел руками и посмотрел на товарища, расправлявшегося с устрицами.

Адашев, отодвинув блюдо с очищенными перламутровыми раковинами, вытер рот салфеткой, налил себе немного шабли и сделал несколько глотков. Отставив бокал в сторону, опять утерся и только тогда соизволил ответить:

– Прежде всего прекрати вести себя как мартовский кот и женись в конце концов! Тебе это сделать гораздо легче. Ты не связан никакими обязательствами, а мне в первую очередь нужна взрослая, опытная женщина, чтобы могла справиться с моими балбесами.

Верменич задумчиво постучал кончиком ножа по опустевшему блюду и поднял глаза на князя Кирилла: