Мэри Бэлоу - Бессердечный Страница 17

В эту минуту в ложу вошли две красивые женщины. Анна встала, чтобы сделать реверанс герцогине, царственно элегантной и все еще привлекательной, и леди Дорис Кендрик – хорошенькой девушке с тонким лицом и губами капризного ребенка, как показалось Анне, вырастившей трех младших сестер.

Герцогиня приветствовала леди Стерн и Агнес легким кивком головы и в упор посмотрела на Анну.

– Приятно познакомиться с вами, леди Анна, – сказала она. – Вы ведь сестра молодого графа Ройса?

Анна согласно кивнула.

– Приношу вам свои соболезнования в связи с утратами, которые вы понесли недавно. Наверное, вы очень рады побывать в Лондоне теперь, когда официальный срок вашего траура закончился?

Леди Дорис уселась рядом с Анной и дружелюбно улыбнулась ей.

– Я гадала, вы это будете или нет, – шепнула она. – Я видела, как Люк танцевал с вами у леди Диддеринг и восхищалась вашим нарядом. Ах, леди Анна, как чудесно, что он вернулся домой! Вы не можете себе представить. Я была совсем ребенком, когда он уехал десять лет назад. – Она наклонилась ближе. – Папа был очень строг, а Джорджу – он был главой семьи целых три года – было все равно. Теперь Люк – герцог. Я так надеялась, что он вернется. Мы все надеялись на это.

Он пробыл в Париже десять лет и не приезжал ни на похороны отца, ни когда умер его брат? Не виделся десять лет со своей сестренкой? Анна не могла понять этого. Неужели он был так легкомыслен, что забыл о собственной семье и доме? И о своих обязанностях герцога. Она не могла представить, что кто-то может быть таким бессердечным, чтобы отвернуться от своей семьи.

Но теперь он опять был с ними.

– Может быть, вы сможете удержать его в Англии, – снова зашептала Дорис, – и даже вернуть в Баденское аббатство, леди Анна.

Но тут дверь еще раз открылась, и вошел румяный молодой человек, избавив Анну от необходимости отвечать. Он был слегка навеселе и казался таким же нелепым среди всего этого великолепия, как, наверное, выглядели бы здесь они с Агнес несколько недель назад. Он был представлен как сосед герцогини, барон Северидж, живущий неподалеку от Баденского аббатства. Он быстро кивнул всем и рухнул в кресло рядом с Агнес, которое ненадолго оставил лорд Эшли. Анна была крайне раздосадована.

Но вскоре она забыла обо всем, кроме все возрастающего волнения от того, что она была в театре. Опера вот-вот должна была начаться. Герцог сел рядом с ней. Она взглянула на него, улыбаясь, и снова сосредоточила все свое внимание на сцене.

Представление захватило ее. Целый час она не слышала н не видела ничего, кроме сцены. Она забыла о том, где она и кто она такая. Она никогда не испытывала ничего подобного. Однако необходимость поделиться с кем-нибудь своими переживаниями заставила ее повернуть голову к герцогу.

Он сидел, откинувшись в кресле, и смотрел не на сцену, а на нее. Сложенный веер лежал у него на коленях. Заметив ее взгляд, он поднял веер и, едва касаясь ее руки, медленно провел им от ее запястья к кончику среднего пальца. Не отрываясь и без улыбки, он смотрел ей прямо в глаза.

У Анны появилось чувство, будто между ними произошло что-то очень важное и интимное. Если бы ей понадобилось подняться в эту минуту, то, наверное, она была бы не в силах сделать это, думала Анна, снова глядя на сцену. Больше она уже и не смогла сосредоточиться на происходящем на сцене. Она постоянно чувствовала его рядом с собой, каждой клеточкой тела.

Когда они возвращались домой, Анна сидела рядом с герцогом, напротив сестры и крестной. Темнота и ее обострившееся восприятие делали пространство между ними почти неощутимым. Они не прикасались друг к другу, но она чувствовала, каким горячим было его тело.

– Понравилось ли вам представление? – спросил герцог. Анна ослепительно улыбнулась, хотя с трудом могла различить его лицо в темноте экипажа.

– Да, – ответила она. – Это было чудесно. Даже лучше, чем я могла представить. А что вы об этом скажете?

Она заметила, что леди Стерн оживленно разговаривает с Агнес, и поняла, что тетя тактично пытается дать ей возможность свободнее почувствовать себя с герцогом.

– Мне очень понравился наш вечер, – сказал он, делая ударение на последних словах. – Но, боюсь, я не очень интересовался тем, что происходило на сцене.

– О! – только и смогла произнести Анна. Это прозвучало, как слабый вздох. Она больше ничего не сказала, но внимательно посмотрела на него, прежде чем улыбнуться и заговорить с Агнес и леди Стерн.

Когда они подъехали к дому леди Стерн, герцог вышел из экипажа, но не стал подниматься вместе с Агнес и ее крестной. Он удержал Анну, взяв ее за руку.

– Мадам, я прошу позволения посетить вас завтра утром, чтобы обсудить один очень важный вопрос.

Завтра утром? Важный вопрос? Ее сердце бешено стучало, а мысли лихорадочно метались в голове.

– Конечно, ваша светлость, – ответила она. Ее голос звучал так, будто она только что пробежала целую милю против сильного ветра.

Последовало короткое молчание.

– Вы совершеннолетняя? – спросил он.

– Да. – Ее глаза широко раскрылись. – Мне двадцать пять, ваша светлость. Наверное, я старше, чем вы ожидали.

Анне вдруг показалось, что у нее не осталось никакой надежды привлечь внимание герцога. Наверное, она не поняла его. Да, вне всяких сомнений. Но почему он спросил о ее возрасте?

– В таком случае я не должен обращаться к вашему брату, прежде чем поговорю с вами?

– Нет, – прошептала она еле слышно.

Тут леди Стерн вышла на лестннцун и предложила герцогу подняться и что-нибудь выпить, но он вежливо отказался и откланявшись, ушел.

– Знаешь, девочка, – сказала леди Стерн, спустившись к Анне и взяв ее под руку, – вы хорошо смотритесь вместе. – Она повела ее в дом. – Он весь вечер глядел на тебя одну. Думаю, мы можем ждать предложения не позднее чем к лету.

– Тетушка! – смущенно воскликнула Анна.

Но зачем он просил разрешения прийти завтра утром?

– Агнес ждет нас в гостиной. Мы обсудим брачную церемонию за чаем, прежде чем отправимся спать. – Леди Стерн весело рассмеялась.

Но Анна, входя с тетушкой в гостиную, больше всего на свете мечтала сейчас подняться к себе и запереться. Ей было не по себе, и, кажется, слегка побаливал живот.

Глава 6

У Люка было такое чувство, будто он затеял игру, которую уже не может остановить и в которой уже не он устанавливает правила.

Было время завтрака, и он упрямо жевал, хотя ему так же не хотелось есть, как прыгать в яму, кишащую змеями.

Люк снова тщательно вспомнил все, что сказал вчера вечером. Была ли в его словах какая-нибудь двусмысленность, которая позволила бы ему отступить, не потеряв лица? Обыграть все так, будто он просто хотел попросить ее еще об одной встрече? Например, о прогулке верхом?