Анн Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа Страница 17

Анжелика скользнула из освещенного места. Она прошла вдоль стены дома и с облегчением окунулась во тьму. Но тут Маркиза Ангелов заметила у фонтана белое пятно и услышала, как лакает воду Сорбонна. Рядом с собакой маячила тень Дегре.

Анжелика вновь замерла. Она вдруг увидела, как Дегре распахивает плащ и бросает по направлению к ней какой-то предмет.

— Держи, — послышался голос бывшего адвоката, — я возвращаю твой нож. У меня нет привычки обворовывать женщин. И потом, этот кинжал может пригодиться девушке, которая прогуливается в столь поздний час. Ну что же, доброй ночи, красотка.

Анжелика по-прежнему молчала, и поэтому он добавил:

— Ты не хочешь сказать мне «доброй ночи»?

Она собрала все свое мужество и выдохнула:

— Доброй ночи.

Анжелика слушала, как удаляется звук его шагов, как все тише стучат по мостовой подбитые гвоздями огромные башмаки полицейского Дегре. И, ничего не видя, побрела по улицам Парижа.

Глава 6

Обессиленная Анжелика засыпает на кораблике с сеном. Проснувшись, она видит рядом с собой незнакомца. — Флипо проходит посвящение на Новом мосту

РАССВЕТ застал ее на окраине Латинского квартала, около улицы Бернардинцев. Восход уже разливал розовый свет по черным крышам коллежей. В крошечных окошках виднелись отсветы свечей, зажженных рано поднявшимися студентами. Навстречу Анжелике, зевая и потирая мутные глаза, то там, то тут брели юные тщедушные школяры, только что покинувшие бордель, где в течение нескольких часов невзрачных юнцов ублажали жалостливые уличные девки. Студенты косились на молодую женщину, порой бросая дерзкое словцо. Все они были в бедной, насквозь пропахшей чернилами одежде из потрепанной саржи, в грязных манишках; черные чулки спадали с худых икр.

Церковные колокола начали свой утренний перезвон.

Анжелику шатало от усталости. Она шла босиком, потому что потеряла оба башмака. Неподвижный взгляд говорил о полном безразличии к окружающему.

Подойдя к набережной Турнель, женщина почувствовала запах свежего сена.

Здесь выстроились в ряд небольшие речные суда, доверху заполненные легким и душистым грузом. Они встречали парижский рассвет нежными фимиамами, ароматами сухих цветов, обещанием теплых дней, которые вот-вот наступят.

Анжелика спустилась к реке. Неподалеку у костра грелись лодочники, не заметившие ее появления. Она вошла в воду, чтобы забраться на нос одной из барж, и, оказавшись на палубе, с наслаждением погрузилась в сено. Под навесом запах казался еще более пьянящим: влажным, теплым и напоенным грозой, словно летний день. Откуда могли привезти это раннее сено? Из дальней провинции, богатой и тихой, привычной к солнцу. Это сено будило грезы о бескрайних полях, высушенных ветром, о чистых небесах и о тайнах небольших укромных долин, что хранят жару и питают ею землю.

Анжелика вытянулась на сухой траве, раскинув руки. Ее глаза были закрыты. Она погружалась в сено, она тонула в нем. Она витала в облаках пронзительного аромата и больше не чувствовала своего истерзанного тела. Ее окружало Монтелу, оно качало Маркизу Ангелов на своей груди. Воздух обрел запах цветов, привкус росы. Ветер ласкал Анжелику. Она плыла и улетала к солнцу. Она покидала ночь с ее страхами. Солнце дарило нежную ласку. Уже очень давно ее никто так нежно не ласкал.

Она стала добычей дикаря — Весельчака; превратилась в подругу волка, которому порой, во время краткого объятия, удавалось вырвать у нее звериный крик наслаждения, хрип самки, которой овладел самец, но тело забыло настоящую ласку.

Она блуждала по Монтелу и погружалась в сено с ароматом малины. По ее пылающим щекам, пересохшим губам струился ручеек, освежая нежным лобзанием. Анжелика открывала рот и вздыхала:

— Еще!

Во сне слезы текли по ее лицу и терялись в густых волосах. Но это были слезы невероятной нежности, а не печали.

Молодая женщина вытягивалась в струнку, отдаваясь вновь обретенным удовольствиям. Она словно плыла, укачиваемая журчащими голосами полей и деревьев, которые шептали ей на ухо:

— Не плачь… Не плачь, моя милая… Ничего… Беда ушла… Не плачь, бедняжка.

Анжелика открыла глаза. В полумраке навеса она разглядела рядом, на сене, какую-то расплывчатую фигуру. На нее смотрели смеющиеся глаза.

Женщина пробормотала:

— Кто вы?

Неизвестный приложил палец к губам.

— Я ветер. Ветер из одной деревеньки, что затерялась в Берри[20]. Когда косили сено, скосили вместе с ним и меня… Посмотри, я говорю правду, я скошен, разорен, я остался на мели.

Молодой человек быстро встал на колени и вывернул карманы.

— Ни лиарда! Ни единого соля! Меня разорили, скосили. С сеном. Меня кинули в лодку, и вот я в Париже. Странная история для маленького ветерка из деревни.

— Но… — протянула Анжелика, тщетно пытаясь собраться с мыслями.

Молодой человек был одет в черный, потрепанный и местами даже дырявый костюм. На его шее болталась, как тряпка, манишка, а пояс жюстокора[21] лишь подчеркивал худобу.

Но его лицо можно было назвать привлекательным, даже красивым, несмотря на порожденную голодом бледность. Большой и тонкий рот незнакомца, казалось, был создан для того, чтобы болтать без умолку и смеяться по любому поводу. У него было очень живое лицо: он гримасничал, хохотал, корчил разные рожи. Забавную физиономию обрамляла светлая льняная шевелюра, а челка падала на глаза, добавляя облику наивность крестьянина, но хитрый взгляд опровергал первое впечатление.

Пока Анжелика рассматривала незнакомца, он продолжал тараторить.

— А что может делать в Париже маленький ветерок, вроде меня? Ветерок, привыкший гулять по плетням? Ну конечно, я буду раздувать юбки дамам и получать пощечины… Я унесу шляпы попов, и меня отлучат от церкви. Меня заключат в темницу в башне собора Парижской Богоматери, и я заставлю звонить невпопад все колокола… Какой скандал!

— Но… — повторила Анжелика, делая попытку подняться.

Проворным жестом молодой человек вернул ее на место.

— Не шевелись… Тсс!

«Слегка сумасшедший студент», — подумала Маркиза Ангелов.

Он вновь улегся рядом и, погладив Анжелику по щеке, прошептал:

— Не плачь больше.

— Я и не плачу, — возразила Анжелика, но тут же осознала, что ее лицо все мокрое от слез.

— Я тоже люблю спать на сене, — продолжал ее собеседник. — Когда я прокрался на судно, то обнаружил тебя. Ты плакала во сне. Тогда я приласкал тебя, чтобы успокоить, и ты мне сказала: «Еще!»