Ферн Майклз - Возвращение в юность Страница 18

Артур Томас вышел из машины и наблюдал, как автомобиль Марши исчез за углом. Если она будет ездить так неосторожно, то может случиться, что ей скоро понадобятся услуги похоронного бюро…

Он устал. Боже, как он устал! Артур вытер вспотевший лоб. Если бы он мог, то ушел бы в сад, лег в гамак и проспал там неделю. Но нет, ему сейчас нужно принять душ и переодеться к ужину, чтобы Ирэн не жаловалась, что от него пахнет бальзамирующей жидкостью. И еще придется побриться. «Ненавижу бриться в шесть вечера», — пробормотал он про себя, открывая входную дверь.

— Ирэн, — позвал он без энтузиазма, — я дома.

— У тебя есть десять минут, пока будет готов ужин. Ты опоздал, Артур, — заметила она, входя в столовую и внося вазу с букетом чайных роз, которую поставила посередине стола, накрытого кружевной скатертью. На Ирэн было легкое белое платье. Она подошла к мужу и привычно подставила щеку для поцелуя. — О-о-о, как от тебя неприятно пахнет, Артур! Ты и дома не расстаешься со своей работой, — нахмурилась она.

Артур проигнорировал ее слова.

— Что у нас сегодня на ужин? — он потянул носом, стараясь отгадать, какое блюдо придумала сегодня жена.

— Мясо, приготовленное по рецепту тетушки Матильды Хейден, — спокойно ответила Ирэн, словно ожидая от него упрека.

Артур снова сделал вид, что не слышит.

— Почему мы всегда должны есть на этой посуде фирмы «Сесиль Де Милль»? — спросил он, махнув рукой в сторону кружевной скатерти, дорогого фарфора и стерильно чистых серебряных приборов. — Почему мы никогда не можем поужинать на веранде, во внутреннем дворике?

Ирэн уже привыкла к язвительным замечаниям мужа по поводу ее изысканных обедов. Она проглотила слюну и произнесла свое любимое выражение:

— Папа всегда говорил, что нельзя сшить шелковый кошелек из свиного уха. Если хочешь обедать во дворе, я попрошу Дульчи накрыть там. Но ты будешь есть один. Дети и я будем обедать так, как мы привыкли, как обедают все цивилизованные люди.

— Когда-нибудь, Ирэн, я именно так и поступлю, — угрожающе ответил он. — Надену костюм, который ношу в похоронном бюро, мою рабочую одежду, как ты говоришь, и с удовольствием пообедаю на веранде. — Он отвернулся, а она осталась стоять с открытым ртом, удивленная его резким тоном. — А сейчас можешь поделиться со мной доморощенными философскими рассуждениями своего папочки.

Одетый в «домашний обеденный костюм» (как его называла Ирэн) из светло-синей полосатой льняной индийской ткани, он остановился перед большим зеркалом.

— Мне до смерти надоели все Хейдены. Я устал от папы Хейдена и еще больше устал от великого прадедушки Хейдена. Но дело в том, Ирэн, что я ужасно устал и от тебя!

Артура окончательно вывел из себя туго затянутый галстук — совершенно необходимый атрибут домашних обедов. Он никак не мог справиться с узлом и, наконец, сердито сорвал галстук с шеи. Снова взглянув на себя в зеркало, он остался недоволен тем, что увидел. На него смотрел полнеющий мужчина среднего возраста, с редеющими волосами, которому когда-то каким-то образом удалось подцепить наследницу всего состояния Хейденов.

Во-первых, надо признать, что Артур так до сих пор и не понял, почему Ирэн Хейден вообще заметила его. Она была из самой богатой семьи города и никогда не давала ни малейшего повода подумать о том, что ее интересует простой парень из семьи среднего достатка. Все произошло, когда он приехал домой на короткие весенние каникулы. Ирэн тогда буквально бросилась к нему на шею. Ему до сих пор не верилось, что девушка, которая принадлежала ему той ночью в его старой машине «Чеви-53», и настоящая Ирэн — это один и тот же человек. Тогда она так страстно открыла ему свои объятия. А затем в студенческом общежитии раздался телефонный звонок, и она сообщила ему хриплым шепотом, что беременна.

Когда восемнадцать лет назад родился Кевин, Артур считал себя самым счастливым человеком в мире, и все его переживания по поводу того, что пришлось отказаться от карьеры, от будущего, связанного с медицинскими исследованиями, исчезли. Через год родилась Бетани, и Артуру казалось, что мир в его руках. И только потом их отношения с Ирэн изменились. Из страстной молодой девушки, которая искала его объятий и любви при любой возможности, она превратилась в сварливую женщину, избегавшую его чувственных порывов, лишь изредка выполнявшую свой «долг жены». В их отношениях не осталось никакой радости, никакого понимания, ничего. Заниматься любовью с Ирэн стало все равно, что заниматься этим с трупами в его похоронном бюро.

Артур решительно попытался снова завязать галстук. Несмотря ни на что, несмотря на все происходящее, он продолжал любить Ирэн. Несмотря на свою загубленную карьеру, несмотря на то, что ему снова и снова повторяли, что своим процветающим бизнесом он обязан тестю, несмотря на то, что Ирэн была холодна с ним в постели, Артур Томас любил жену и понимал, что никогда не разлюбит ее. Ирэн по-прежнему волновала его, и хотя начала одеваться, как степенная матрона, перестала подкрашивать волосы, из-за чего они сделались мышиного цвета, она оставалась для него самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал в своей жизни. Даже красота Санди Уотерс не могла сравниться с врожденным аристократизмом и привлекательностью Ирэн.

Голоса наверху напомнили Артуру, что дети ходили сегодня устраиваться на работу. Обстановка за обедом будет, в лучшем случае, неприятной. Он поморщился. Все начнется, как только Ирэн узнает, что дети уже все решили и подали заявления. На лице Артура появилась улыбка при мысли о том, что на этот раз Ирэн обожжет свои перышки, а папочка Хейден и давно усопший великий прадедушка Хейден ничего не смогут с этим поделать. Улыбка еще продолжала блуждать на его губах, когда Артур вошел в столовую. Ирэн только что села за стол и взяла в руки маленький серебряный колокольчик, находившийся около ее прибора.

— Может, споешь погребальную песню, Ирэн, в честь мяса, приготовленного по рецепту покойной тетушки Матильды?

— Должно быть, все дело в этой твоей отвратительной профессии, Артур, из-за которой ты ведешь себя, как дикарь. Я не удивлюсь, если окажется, что трупное окоченение поразило и твои мозги, — она позвонила в серебряный колокольчик и объявила веселым голосом: — Обед подан!

В столовую вошли Кевин и Бетт и сели за изысканно убранный стол матери. Глаза Бетт были опущены. Она ковыряла вилкой тонкий ломтик мяса на своей тарелке. Кевин положил себе внушительный кусок, но, взглянув на мрачную сестру, заколебался, начинать есть или нет.

Артур окинул взглядом всех членов семьи.