Анна Соколова - Царское гадание Страница 18

— На что-нибудь другое его употребить придется, — смеясь, возразил Гедеонов. — Это, я думаю, вовсе не так трудно. Деньги, наверное, найдется куда девать?

— Найтись-то как не найдется, батюшка, ваше превосходительство, — покачала головой старушка. — Вот у Варюшки еще салопа теплого нет!

— Салоп будет, он уже заказан, — ответил Гедеонов.

Старушка окончательно растерялась.

— Если при эдаком жалованье, так уж к чему же? — заговорила она. — Варюша может и на свои заказать, на таком жалованье состоя.

Однако заметив на лице директора недовольное выражение, она сразу умолкла.

Новоселье готовилось пышное и блестящее. Приглашен был молодой актерский персонал, как мужской, так и женский. Осталось только пригласить Нечаева.

К этому вопросу Асенкова подходила как-то осторожно. Она в последние дни видела Гришу только на репетициях и перебрасывалась с ним лишь незначительными фразами. Ее новую квартиру он еще не видел. Варя как-то заикнулась ему об этом, но он сделал вид, что не слышал; она обиделась и не стала настаивать. Теперь, когда вопрос о его приглашении становился в упор, Асенкова обратилась к помощи и посредству матери.

— Мама, вы не сходите сами на квартиру к Грише? — спросила она.

— Почему не сходить? Да только не от меня должно идти приглашение, а от тебя.

— Он странный какой-то… со мной почти не говорит!

— Что же, я, пожалуй, пойду, — нехотя проговорила старушка. — Да только когда его дома застать можно? Ведь он тоже все по репетициям, а не то так по городу ходит. Уроки у него тоже есть. Волка ноги кормят; Грише дома рассиживаться не резон.

— А вы сходите сегодня ко мне на репетицию, а от меня и пройдете к Грише.

— А не все равно, что из дома, что от тебя из театра?

— Да нет же, не все равно. Быть может, вы его за кулисами увидите.

— Ладно, на репетицию пойду.

— Вы можете, пожалуй, в карете со мной доехать. Места свободные бывают!

— Ну, вот еще, была оказия! Что я за каретный ездок? И на своих двоих скатаю. Не привыкать.

Но ухищрения не привели к желаемому результату. Старушка не застала Нечаева ни в театре, ни на его квартире, и Варе пришлось самой приглашать его. Она робко и почти неохотно подошла к Нечаеву на репетиции и, подавая ему руку, сказала:

— Гриша! Завтра вечером все наши соберутся ко мне на новоселье. Приходи и ты, пожалуйста! Ты будешь особенно дорогим гостем. Ты почему-то перестал ходить ко мне. Конечно, это твое дело, насильно мил не будешь, но надеюсь, что, когда все будут у меня, ты не блеснешь своим отсутствием, как говорили у нас в школе?

— Спасибо. Я приду, если буду свободен! — ответил Нечаев как бы нехотя.

— А чем же ты можешь быть так сильно занят именно в тот день и час, когда я зову тебя? — спросила Асенкова, поднимая на него пристальный взгляд.

— Мало ли чем? Меня судьба на руках не пестует, мне жизнь не праздником стелется. Мне приходится работать, а в последнее время работать особенно много.

— Почему в последнее время?

Нечаев не отвечал.

Варя тревожно посмотрела на него. Ей показалось, что у него на глазах были слезы.

— Гриша, голубчик, скажи мне, что с тобой? Беды какой-нибудь с тобой не случилось ли?

— Никакой особенной. Братишка маленький у меня занемог, так в больницу его положить пришлось.

— Какой братишка? Тот, что в мещанском училище учится?

— У меня лишь один брат и есть. Только из училища он вышел.

— Когда? Почему вышел?

— Экзамена он не выдержал, из класса в класс не перешел. А он стипендиатом был, на счет города воспитывался. Ну, не выдержал, не перешел из класса в класс, его и исключили!

— Так отчего же ты мне не сказал всего этого?

— А что бы ты сделать могла? Ведь не ты экзаменуешь в мещанском училище! — насмешливо протянул Нечаев.

— Не я экзаменую, но я нашла бы какой-нибудь путь, дорогу нашла бы к его начальству.

— Нет, спасибо, я до подобных дорог не охотник. Я прямой дорогой ходить привык.

— Да не об этом речь, а о том, что с твоим братом. Чем он болен?

— Тиф у него… простудился.

— Когда? Где? Господи Боже мой!

— Платье у него холодное было. Казенное взяли, в училище оставили, а своего теплого не было. Ну, он и простудился.

— Так ведь это же ужасно, Гриша! Что с тобой? Ты с ума сошел? Что же ты ко мне не обратился?

— Зачем?

— Ну конечно за деньгами! Дать мальчику замерзнуть на улице до того, чтобы он тиф схватил, позволить каким-то там дуракам раздеть ребенка и вытолкнуть его раздетого на улицу! Да разве это все возможно?

— А ты что за опекунша всего белого света? Меня самого не сегодня-завтра на мороз погонят!

— Тебя? Кто?

— Да все, с кем я имею дело: во-первых, моя квартирная хозяйка, которой я не плачу, потому что платить нечего; во-вторых, мой товарищ, которого я запутал своим неплатежом; в-третьих, генерал Гедеонов, мой прямой и непосредственный начальник, который и так уже косится на меня за то, что я опаздываю на репетиции!

— Так почему же ты опаздываешь?

— А потому что сил моих не хватает присутствовать на этих репетициях и видеть все то, что на них проделывается! Сил нет переносить всю эту грязь, видеть всю эту мерзость и молчать, как молчат рабы перед господами, как крепостные перед помещиками. Тебе непонятно все это? Да? Впрочем, тебе с некоторых пор многое стало непонятно, что прежде было понятно и близко! Да я не удивляюсь! Наука жизни — великая наука, и даром она никому не дается.

Асенкова слушала его внимательно, но как будто слегка утомленная его горячей речью.

— Спорить я с тобой не буду, — сказала она, — твои теории оспаривать не стану. Каждый понимает и встречает жизнь по-своему. Но если ты признаешь за собою право самого себя ставить в неловкое и невозможное положение, то над другими тебе этого права не дано. Ты можешь игнорировать меня сколько тебе угодно, я не в претензии, но для брата ты должен взять у меня денег.

Нечаев поднял голову.

— Нет, твоих денег я не возьму ни для себя, ни для брата, ни для того, чтобы свою мать из могилы поднять, если бы она могла встать! Понимаешь ли ты? Мать с того света я этими деньгами вернуть не соглашусь — так горьки, так страшны мне твои деньги.

Асенкова молча отошла от него и, вернувшись домой, не села за стол, а весь вечер пролежала в темной комнате. Она не поехала в театр и после спектакля получила от Гедеонова бонбоньерку с запиской, отчего ее не было видно в ученической ложе. Чиновник театральной конторы, на которого было возложено это поручение, почтительно доложил молоденькой артистке, что к ее услугам была бы и другая ложа, если бы ей не угодно было сидеть в общей ученической. Асенкова ответила, что не могла приехать в театр по случаю болезни, и с глубоким волнением узнала, что через два дня в театр ожидают государыню императрицу.