Лариса Шкатула - Крепостная маркиза Страница 19

И чего вообще он торчит подле княжны, хотя ему с его статью самое место в далеком Версале…

Конечно, она вовсе не хотела сказать, что Софья Николаевна ему не пара, но должность дворецкого не по нему. Патрику подошло бы скакать в седле во главе войска или сидеть на троне. Или… На этом воображение Агриппины исчерпалось. Не на месте он был в роли слуги, и все тут! А значит, подозрителен.

В общем, она подумала и сказала твердо:

— Хорошо, мы пойдем туда завтра, но сегодня — увольте.

Как будто один день отсрочки мог что-то изменить.

Соне пришлось уступить. Если ее подозрения верны и в подземелье действительно оказался запертым Флоримон, то сегодня уже пятый день, как внизу, под замком, перестало завывать так называемое привидение. Теперь, значит, и ему уже все равно, когда откроет кто-то дверь в подземелье.

— Наверное, ты права. Спустимся туда завтра…

Ты, Агриппина, только вот что скажи: Эмиль, как думаешь, на золото падок? Ну, к примеру, если бы он увидел у кого-то много денег или драгоценностей, мог бы ради них убить человека?

Агриппина, надо отдать ей должное, не стала отвечать не подумав. Некоторое время что-то прикидывала мысленно так и сяк, рассуждая сама с собой, и наконец проговорила:

— Думаю, не смог бы. Он для Флоримона вон какие огромные деньжищи получал. И всегда знал, где хозяин их держит. Эмиль мне сам об этом рассказывал… Нет, он совсем другой… Он любит, чтобы над ним кто-то стоял и все за него решал, как ему жить, что делать. Понимаете, Эмиль послушный: скажут пойти, пойдет, надо женщину… взять, возьмет. Иной раз я даже злюсь — что же у него своих желаний никаких нет!

— То есть ты считаешь, для мужчины это черта не из лучших?

— Думаю, для мужчины-аристократа, который должен своим домом и хозяйством управлять, это недостаток. Жена в таком разе должна все в свои руки брать. А вот как слуга… Думаю, лучше и не надо.

Бывшая крепостная в который раз удивила Соню.

Она умнела прямо на глазах. Раньше ее рассуждения о жизни были похожи на рассуждения служанки, а теперь — на рассуждения зрелой женщины прямо-таки не простого звания. Неужели на нее так подействовало замужество? Или в Агриппине от роду было заложено такое вот умение чувствовать момент и быстро всему учиться, чтобы ему соответствовать?.. Ну и дела!

Соня вынула из кармана колоду карт — время от времени она покупала новую, пока прежняя не истрепалась, — и ловко перебросила с руки на руку. Так в последнее время ей легче думалось. На неодобрительный взгляд Агриппины она не обращала больше внимания.

И решила: раз девчонку все-таки удалось уломать, то стоит ее посвятить в некоторые подробности дела.

— Тогда слушай. Мое дело сказать, а ты уж решай сама. В общем, так: ты помнишь, когда в дедовой лаборатории я тебя заставила вымыть конторку?

— Помню. Пылищи было! Два раза пришлось воду менять.

— Там я нашла дневник деда…

Соня решила не вдаваться в подробности, не рассказывать про письмо, которое оказалось в руках покойного графа Воронцова, и вообще как она пришла к мысли, что у маркиза де Барраса может быть нечто, принадлежащее ее деду. Теперь это было не главным.

— В общем, дед в нем неоднократно упоминал своего друга-француза, а также и его фамилию. Но главное то, что маркиз вместе с дедом наладили производство золотых слитков, в которое князь Еремей Астахов вложил почти все свои деньги…

— Значит, вот почему ваша бабушка и маменька бедствовали, — понимающе качнула головой Агриппина. — Они не знали, у кого эти деньги искать.

— Вот именно, дед же не собирался умирать во цвете лет, потому никаких распоряжений и не оставил. А маркиз, как человек порядочный, до моего приезда никому о золоте не говорил и вообще к нему не притрагивался. Считал, что оно ему не принадлежит. Вернее, ему одному не принадлежит. Наверное, он так бы и умер, никому ничего не сказав, если бы не приехала я…

— Значит, вы думаете…

— Я думаю, та яма, которую вы с Эмилем видели, не что иное, как люк, который вел из подземного хода замка.

— И тот… контрабандист, как мы думали, на самом деле воровал из подземелья это самое золото? — догадалась смышленая девчонка. Пардон, мадам маркиза.

— Да, — кивнула Соня. — И более того — мне кажется, что тот, как ты говоришь, контрабандист не кто иной, как Флоримон де Баррас. И никакое не привидение, а именно он, из-за Эмиля, выдернувшего бревно, оказался запертым в подземелье. И не мог потом найти выхода. Точнее, он его мог и найти, но не знал, как открыть потайной механизм, закрывающий дверь.

— Господи, страх-то какой… Вы хотите сказать, ваше сиятельство, что сейчас в подземелье лежит мертвый Флоримон де Баррас, нечаянно убитый собственным слугой? Я как чувствовала! В таком случае ни за что туда не полезу! Мертвяков я с детства боялась.

— Опомнись, мадам маркиза, ты же христианка.

Неужели тебе удастся спокойно спать, зная, что тело твоего… пасынка валяется непогребенным?

Агриппина судорожно всхлипнула.

— А может, его там нет, Флоримона?

— Тогда тем более нам нечего бояться. Возьмем с собой Эмиля, свечей побольше…

— Факел.

— Хорошо, и факел. И спустимся вниз. Это надо сделать в любом случае. Если Флоримон не успел все вывезти, то мы с тобой разделим поровну оставшееся золото, и тогда на него ты сможешь привести в порядок замок, купить себе выезд, завести нужное количество прислуги…

— Трудно мне будет к такому привыкнуть: я и… прислуга, — заметила Агриппина. — Кухарку вон прислали, а я все норовлю по привычке то картошку чистить, то резать что-то… А еще я думаю, ваше сиятельство, не стоит вам этого делать.

— Что мне не следует делать?

— Делить золото между нами. Тем более поровну.

Хотел бы маркиз Антуан, чтобы мне оно досталось, сказал бы, а то ведь сохранил в тайне. Уж если, как вы говорите, он сыну о том не сказал… Значит, оно ваше и князя Николая Николаевича.

— Агриппина, — изумилась Соня, — ты отказываешься от золота?

— От чужого золота, — уточнила Агриппина. — Конечно, я понимаю, что вы хотели, как всегда, по справедливости поступить, по-честному, чтобы всем было хорошо, а так бывает только в ваших романах. Хорошо, я их прежде не читала, а то тоже бы по-вашему жить старалась. Нет, как в книгах — по правде — жить нельзя. Ваша покойная матушка всегда говорила: простота — хуже воровства!

— Не кажется ли тебе, Агриппина, что ты опять пытаешься мне грубить?

— Угу, опять, княжна миленькая, пытаюсь. Только на этот раз вы мне ничего сделать не сможете.

Даже назад в Киреево отправить.

От шутки Агриппины у Сони почему-то защемило сердце. Ей вспомнился Петербург. Сейчас там, наверное, сыро, холодно, первый снег сыплется. В доме печку затопили. Ветер в трубе гудит…