Александр Дюма - Сальватор Страница 19

Беспокойство выгнало его прочь из дому. С наступлением ночи его ряса не так бросалась в глаза и не привлекала к нему любопытных взглядов. Он направился к полицейской префектуре, дверь которой, если можно так сказать, поглотила его отца. Она напомнила Доминику бездну, куда бросается шиллеровский ныряльщик, — оттуда его отцу, подобно этому ныряльщику, суждено выйти, испытав неподдельный ужас от увиденных там чудищ.

Однако он не рискнул войти в префектуру. Если узнают, что Сарранти его отец, он таким образом выдаст его настоящее имя.

Ведь г-н Сарранти был арестован под именем Дюбрёя. Не лучше ли было оставить ему преимущество этого вымышленного имени, которое скроет опасного и упорного заговорщика?

Доминик пока не знал, с какой целью его отец вернулся во Францию, однако догадывался, что речь идет о деле всей его жизни: служении интересам императора или, вернее, его наследника, герцога Рейхштадтского.

Два часа сын тенью бродил вокруг того места, где исчез его отец; он ходил от улицы Дофины до площади Арле, от набережной Люнет до площади Дворца правосудия, не надеясь вновь увидеть того, кого он безуспешно искал: было бы настоящим чудом разыскать экипаж, в котором его отца перевезут из тюрьмы предварительного заключения при префектуре в другую тюрьму; но Господь мог совершить такое чудо, и простосердечный, добрый, великодушный Доминик инстинктивно надеялся на Божью помощь.

Но надежды его оказались тщетны. В полночь он вернулся к себе, лег, смежил веки и почувствовал такое изнеможение, что сейчас же заснул.

Едва он задремал, как его стали одолевать кошмары, один другого ужаснее; всю ночь они, как огромные летучие мыши, кружились над его головой, а с рассветом, когда Доминик пробудился, он почувствовал, что сон не освежил его, скорее — наоборот.

Он встал и попытался оживить в памяти видения ночи; ему почудилось, что среди их мрачного хаоса промелькнул светлый и непорочный ангел: молодой человек с открытым и честным лицом подошел к Доминику, протянул ему руку и на незнакомом языке, который, однако, монах понял, сказал: «Обопрись на меня, я тебя поддержу».

Лицо его было Доминику знакомо. Но где, когда, при каких обстоятельствах он его видел? Да и существовал ли в действительности этот пригрезившийся Доминику человек? Или это было всего лишь туманное воспоминание из предыдущей жизни, которое, кажется, сопутствует нам и показывается только во сне? Не было ли это видение воплощением надежды, мечтой бодрствующего человека?

Доминик пытался заглянуть в самые потаенные уголки своей памяти; в задумчивости он присел у окна на тот самый стул, где сидел накануне, разглядывая портрет святого Гиацинта; этого портрета теперь не было с ним. Он вспомнил о Кармелите и Коломбане, а вслед за образами друзей мысленно представил себе и Сальватора. Вот кем был ангел из его ночного кошмара — тот красивый молодой человек с открытым и честным лицом, что стоял в ночи у изголовья Доминика и гнал от его ложа призрак отчаяния.

И юный монах снова ясно вспомнил скорбные обстоятельства, при которых он познакомился с Сальватором. Он будто опять очутился в павильоне Коломбана в Ба-Мёдоне, где неспешно читал заупокойные молитвы, а из его глаз, поднятых к небу, катились слезы.

Вдруг в комнату, где лежал покойник, вошли двое молодых людей, обнажив и склонив головы; это были Жан Робер и Сальватор.

Заметив тогда монаха, Сальватор радостно вскрикнул, и Доминик ни за что на свете не догадался бы, чем вызвана эта радость. Но Сальватор подошел к нему и взволнованным, но твердым голосом произнес: «Святой отец! Сами того не ведая, вы спасли жизнь стоящему перед вами человеку. И человек этот, который никогда вас прежде не видел, не был с вами знаком, питает к вам глубокую признательность… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь быть вам полезен. Клянусь всем святым, что есть на земле, клянусь телом порядочного человека, который только что отдал Богу душу: я обязан вам жизнью, и она всецело принадлежит вам». А он, Доминик, отвечал: «Я принимаю ваше предложение, сударь, хотя не знаю, когда и как я мог оказать вам услугу, о которой вы говорите. Все люди братья и посланы в этот мир, чтобы друг другу помогать; когда мне понадобится ваша помощь, я приду к вам. Как вас зовут и где вы живете?»

Читатели помнят, как тогда Сальватор подошел к секретеру Коломбана, написал свое имя и адрес и подал листок монаху, а тот сложил бумажку и спрятал ее в свой часослов.

Теперь Доминик поспешно подошел к книжному шкафу, взял со второй полки книгу и отыскал в ней листок с адресом.

И сейчас же, будто та сцена произошла только сегодня, у него перед глазами встал Сальватор, его костюм, черты лица, он вспомнил его голос — все-все до мельчайших подробностей — и понял, что именно этого молодого человека с ласковым лицом и приветливой улыбкой он видел во сне.

«Если это так — прочь сомнения: сам Господь меня наставляет на этот путь, — сказал он себе. — Не знаю почему, но мне показалось, что этот молодой человек дружен с одним из полицейских чинов, они вчера разговаривали у церкви Успения. Через этого полицейского Сальватор и может узнать, за что арестовали моего отца. Нельзя терять ни минуты. Побегу-ка я к господину Сальватору!»

Он торопливо завершил свой скромный туалет.

Когда он уже собрался выходить, вошла привратница с чашкой молока в одной руке и с газетой — в другой. Но Доминику недосуг было ни читать газету, ни завтракать. Он приказал привратнице оставить все на столике и обещал вернуться через час-другой, а пока, сказал он, ему необходимо уйти.

Он сбежал по лестнице и через десять минут уже стоял на улице Макон перед домом Сальватора.

Ни молотка, ни звонка он не нашел.

Днем дверь отпиралась при помощи цепочки, потянув за которую можно было приподнять задвижку, а на ночь цепочка убиралась внутрь, и дом оказывался заперт.

То ли никто еще не выходил из дому, то ли цепочка случайно оказалась внутри, но отворить дверь оказалось совершенно невозможно.

Доминику пришлось постучать сначала кулаком, потом камнем, который он подобрал с земли.

Несомненно, он стучал бы долго, но залаял Ролан, предупреждая Сальватора и Фраголу, что кто-то пришел.

Фрагола прислушалась.

— Это друг, — заметил Сальватор.

— Почему ты знаешь?

— Пес лает радостно, ласково. Отвори окно, Фрагола, и посмотри, кто этот друг.

Фрагола выглянула в окно и узнал аббата, которого она видела в день смерти Коломбана.

— Это монах, — сообщила она Сальватору.

— Какой монах?.. Аббат Доминик?

— Да.

— Я же тебе говорил, что это друг! — вскричал Сальватор.