Самид Агаев - Хафиз и султан Страница 2

Упадок начался, когда великий сельджукский султан Малик-шах, к слову сказать, покровитель великого поэта и математика Омара Хайама, умер отравленный исмаилитами в возрасте тридцати восьми лет. За тридцать шесть дней до этого был убит его знаменитый вазира Низам ал-Мулка, заколотый также исмаилитами. После этого государство тюрков-сельджуков распалось. Сельджукские владетели Сирии, Кермана и Анатолии, обрели независимость, а в центральной части империи – Ираке, Хорасане и Закавказье, началась борьба за верховный престол. Против старшего сына Малик-шаха – Боркийярука выступил его младший брат Мухаммад-Тапар, которого поддержал единокровный брат Санджар и некоторые влиятельные эмиры. В сражении у Хамадана в ноябре 1101 г. Боркийярук разгромил братьев. После этого при посредничестве халифа Мустазхира, было заключено соглашение о разделе империи. Мухаммаду-Тапару отошли Азербайджан, аль-Джазира и Дийар-Бакр, а Санджару Хорасан.

Через три года Боркийарук умер и султаном всей империи был провозглашен Мухаммад-Тапар. После его смерти в 1118 году борьба за престол возобновилась. Против наследника Мухаммада-Тапара, 14-летнего султана Махмуда, которого признал халиф, и в Багдаде стали читать хутбу [12] с его именем, тем не менее, восстали его братья, коих было четыре. Ма'суд, Тогрул, Сельджук-шах и Сулейман-шах. Махмуду в течение всего правления приходилось противостоять претензиям своих братьев. Но главную опасность для него представлял дядя – последний великий султан Санджар, владевший землями восточнее Ирака. На требование Махмуда очистить Мазандаран от войск и платить ежегодную подать в размере 200 тысяч динаров, он ответил отказом и заявил послам: «Сын моего брата ребенок, им руководят вазир и хаджибы». В августе 1119 года близ города Саве между ними произошло сражение. У Санджара было 20 тысяч хорасанских войнов и 40 боевых слонов, а в войске Махмуда было 10 тысяч солдат. Махмуд был разбит и бежал. Через три месяца в результате переговоров Махмуд признал верховенство дяди. В свою очередь Санджар назначил его своим наследником и отдал ему в икта весь Ирак, положив, таким образом, начало иракскому султанату. Земли, лежащие между Ираком и Ираком персидским: Джибал, Казвин, Занджан, Дейлем, Фарс, Исфахан и Хузистан он разделил между братьями Махмуда. Создав, таким образом, в целях безопасности, пограничный барьер между собой и Махмудом. Кроме того, чтобы ограничить свободу его действий назначил на должности вазира, главнокомандующего и канцлера, своих людей. Междуусобная борьба между сельджукскими принцами продолжалась много лет. Багдадские халифы всячески подогревали их честолюбие и натравливали их друг на друга, надеясь на то, что Сельджукиды в борьбе ослабнут и халиф вновь займет подобающее ему положение не только духовного, но и светского главы мусульман.

Малика-Хатун была правнучкой принца Тогрула, которого великий султан Санджар, после смерти Махмуда, объявил главой иракского султаната и своим наследником. Когда Тогрул умер, его место занял Масуд. Он выдал вдову Тогрула Му'мине-Хатун замуж за своего мамлюка Ил-Дениза, который был атабеком ее деда Арслан-шаха, и теперь стал одновременно его отчимом. Султан Масуд наделил атабека в качестве икта Арраном, и тот выехал в свою резиденцию. С тех пор подлинным владыкой Азербайджана был атабек Ил-Дениз. Султанское достоинство Арслан-шаха заключалось лишь в том, что его имя чеканилось на монетах и упоминалось в хутбе. Ил-Дениз отдавал приказы, раздавал земли, распоряжался казнохранилищами, султан же даже не мог выразить ему свое несогласие. Когда султан начинал возмущаться, его мать, которая была женой атабека, говорила ему: «Не обращай внимания! Этот человек рисковал жизнью, чтобы доставить тебе престол султаната. Посмотри сколько принцев из Сельджукидов, старше тебя, находятся в тюрьмах. А Ил-Дениз и оба его сына служат тебе и сражаются с твоими врагами. Это все делается ради упрочения твоей власти». Слыша такое от своей матери, Арслан-шах умолкал. Когда умер Ил-Дениз, его сын Джахан-Пахлаван, немедленно отправился в Нахичеван, и захватил казну государства. Арслан-шах вместе с эмирами недовольными правлением Ил-Дениза собрав армию, направился в Азербайджан, но по дороге почувствовав недомогание, вернулся в Хамадан и умер. Джахан-Пахлаван посадил на трон его семилетнего сына Тогрула III, отца Малики-Хатун. После смерти Джахан-Пахлавана, он в течение восьми лет с переменным успехом пытался вернуть себе власть, но счастье уже отвернулось от дома Сельджукидов. Она была ребенком, когда он с шестьюдесяью гулямами, не дожидаясь подхода основных сил, ввязался в бой с превосходившим по численности авангардом хорезмийских войск, которыми руководил сын атабека Джахан-Пахлавана, Кутлуг-Инандж Махмуд. В бою Тогрул был ранен стрелой в глаз. Он воскликнул, обращаясь к подъехавшему Кутлуг-Ининджу: «О Махмуд, помоги мне, и увези меня отсюда. От этого нам обоим будет польза». Но Кутлуг-Инандж отрезал голову султану и отвёз её хорезмшаху Текишу. Но вызвал его неудовольствие, тот желал поражения, но не смерти последнего сельджукского султана. «Для меня было бы лучше, если бы ты привез его живым», – сказал он, и отправил голову султана в Багдад, где она в течение нескольких дней висела на Нубийских воротах, а тело султана было вздернуто на виселице, на базарной площади Рея. Кутлуг-Инанджу отомстила старшая сестра Малики, – Фулана. Её муж Йунис-хан, приходившийся братом хорезмшаху, заманил Кутлуг-Инанджа в ловушку и убил.

Атабек Музаффар Узбек был братом Кутлуг-Инанджа, и на нем также лежала часть вины за смерть ее отца, и теперь Малика-Хатун, пытаясь оправдать себя, все чаще вспоминала об этом. К тому же Узбек был трусом и пьяницей. Узнав о приближении хорезмшаха, он тут же оставил город, даже не подумав о том, что станется с его законной женой. Так стоило ли хранить верность такому человеку? Малика-Хатун размышляла об этом в своих покоях, когда вошла невольница и, поклонившись, доложила о том, что чиновник, посланный к судье, вернулся и ожидает в большой зале. Прежде чем выйти принцесса взглянула в зеркало. В тридцать семь лет она была также красива, как и в юности. Этот несомненный факт несколько улучшил ее настроение. При её появлении все склонили головы. Малика-Хатун прошла и села в кресло, стоявшее на возвышении и кивнула хаджибе. Должность, ее личного камергера, как и все другие, за исключением наружной охраны исполняли женщины.

– Говори, – разрешила хаджиба.

Придворный всё это время, стоявший в поклоне с усилием, выпрямил спину и стал произносить слова приветствия. Малика-Хатун жестом остановила этот поток красноречия.

– Переходи к делу, – произнесла она.

Хаджиб как-то странно смотрел на неё, и принцесса сообразила, что забыла закрыть лицо накидкой. «Ничего, – подумала она, – вспомнив своё недавнее отражение в зеркале, – пусть пялится и рассказывает другим, мне скрывать нечего.

«Какие все нетерпеливые, – отметил хаджиб, – судья всё требовал перейти к делу, и она туда же, словно сговорились».

Пока он складывал в голове словесную формулу, Малика-Хатун сдвинула брови, и хаджиб без обиняков сказал:

– Он отказался.

– Причина?

– Он требует свидетельства самого атабека.

– Ты всё объяснил ему, наши мотивы?

– Да.

– Про свидетелей сказал.

– Да.

– Дайте мне воды, – приказала принцесса.

– Воды или щербет? – спросила рабыня.

– Воды.

Когда ей принесли золотой кубок, запотевший от холода, принцесса сделала глоток и заговорила:

– Какие времена настали. Дочь султана Тогрула, вынуждена уговаривать какого-то жалкого судью дать ей свидетельство о разводе.

Малика-Хатун отдала служанке кубок. Её вспыльчивый отец обычно швырял кубок в вестника дурных новостей.

– Я его арестовал и привёз сюда, – сказал хаджиб, – на тот случай, если госпожа захочет сама поговорить с ним.

– Ты предусмотрителен, – сказала Малика-Хатун, – но сделал это напрасно. Авторитет семьи Туграи в Табризе слишком высок. Они сейчас руководят обороной города, и на свои деньги, насколько мне известно, кормят защитников. Мы же, теряем лицо, – правитель страны сбежал, его жена хочет выйти замуж за врага, власть слабеет. Неужели ты хочешь, чтобы чернь сейчас осадила наш дворец?

– Я не подумал об этом, – сознался хаджиб.

Немедленно отпустите его, – приказала Малика-Хатун.

– Повинуюсь, – хаджиб поклонился.

– Отвезите его домой со всем возможным уважением подобающим его сану.

– Слушаюсь госпожа.

Малика-Хатун встала и стремительно подошла к высокому стрельчатому окну. Отсюда открывался вид на городские стены, облепленные городским ополчением.

– Что там происходит сейчас? – спросила принцесса.

– Хорезмийцы подкатили катапульты, – ответила хаджиба, её звали Солмаз.