Сильвия Соммерфильд - Любовная капитуляция Страница 2

— Негодяй, — сказал Эндрю ворчливо. — Умеешь подластиться. Стоит ли удивляться после этого, что ты — правая рука короля.

— Так ты выполнишь наше пожелание?

— Я сделаю все, что смогу. Если же ничего не получится…

— У тебя не может не получиться. Ты слишком умен, чтобы дать обвести себя вокруг пальца какому-то там шотландцу.

Губы Джеффри вновь сложились в улыбку.

— Боже, остановись! Еще один комплимент, и меня разорвет от самодовольства, — рассмеялся Эндрю.

— Король и его подданные будут в неоплатном долгу перед тобой, если ты сумеешь с этим управиться. Будут спасены многие и многие жизни, Эндрю. А там… Там можешь не сомневаться, король продемонстрирует публичное благоволение к тебе более материальным путем.

Лицо Эндрю побагровело.

— Святой Господь, ты что же, думаешь, я пойду на это ради платы?

— Нет, Эндрю, и в голове не держал ничего подобного. Слишком уж хорошо я тебя знаю. Я всего лишь повторяю слова его величества, и — он шагнул к другому длинному столу у самой стены, — я должен предложить тебе это.

Он сдернул со стола покрывало, под которым лежал меч — и какой меч! Лезвие его мерцало в бледном свете. Лежавшие чуть поодаль ножны не были украшены обычными в таких случаях драгоценными камнями, рукоять была сделана все из той же гладкой стали, но у всякого знатока при одном взгляде на оружие захватило бы дух.

— Король крайне сожалел, что не может преподнести тебе меч в той великолепной отделке, какой ты, по его мнению, заслуживаешь. Драгоценные камни украсят ножны и рукоять меча сразу по твоему возвращению. Он велел передать его тебе как знак милости, восхищения твоим мужеством, с пожеланиями успеха.

Эндрю какое-то время не мог ничего выговорить. Ему не нужны были пояснения, чтобы убедиться: перед ним истинный шедевр оружейного искусства. Он подошел к Джеффри и благоговейно поднял громадный обоюдоострый меч. Тот оказался настолько удобным, что казался продолжением его руки.

— Потрясающе! — выдохнул Эндрю.

— Я знал, что ты сумеешь оценить его.

— Когда я должен выехать?

— Чем скорее, тем лучше. События движутся к кровавой развязке, и каждая минута на счету. У тебя слишком мало времени на прощание, и я боюсь, что многие леди останутся неутешными по случаю твоего отъезда. Сочту за честь выразить им твои глубочайшие сожаления.

Эндрю ответил широкой ухмылкой, мгновенно преобразившей его лицо, добавившей в него тепла, которое, как солнце, осветило изнутри его суровую красоту.

— Я отправлюсь с рассветом. Это тебя устроит мой любезный, хотя и не в меру навязчивый друг?

— Вполне.

— Ну, полагаю, ты предложишь мне еще вина, и мы присядем, чтобы обсудить детали.

— Обсуждать нечего. — Джеффри засунул руку в карман камзола и вытащил небольшую связку бумаг. — Здесь все, что требуется. Внимательно прочитав все эти бумаги, ты, твердо запомнив их содержание, тут же их уничтожишь.

— Это надо понимать так, что существуют люди, которые… не разделяют твоих целей.

— Существуют… по ту и по эту сторону. Достаточно сильные для того, чтобы ты имел основания серьезно опасаться за свою жизнь. Скажу прямо, без околичностей: с некоторыми из наших связных произошли э-э… дорожные происшествия. И там, и здесь хватает посторонних ушей, и меньше всего я желал бы, чтобы сведения о твоем задании перестали быть секретом. Будь предельно осторожен, друг мой, осторожен и бдителен. Следи за каждой тенью и каждым шорохом и никогда не оставляй свою спину неприкрытой.

— Не беспокойся.

Эндрю сунул бумаги под рубаху, поближе к телу, затем взял меч, подержал, любуясь им, и вложил лезвие в ножны.

Джеффри протянул руку, и Эндрю пожал ее; так друзья выразили уважение и привязанность друг к другу, преданность стране и королю.

Погруженный в свои мысли, Эндрю скакал по темным и гулким улицам ночного города. Он не испытывал страха, но ощущение громадной ответственности, возложенной на него, тяготило. Привязав лошадь у дверей дома, он отправился наверх, чтобы приготовиться в дорогу.

Он не стал будить слуг, кроме старого верного Чарлза, состоявшего при нем со времен отрочества.

— Сэр, что значит вся эта спешка? Что-нибудь приготовить? Может быть, я должен вас сопровождать?

— Нет, Чарлз. Ты остаешься. Эту поездку мне придется предпринять в одиночестве. Приготовь лишь немного провизии. Я предполагаю, по возможности, скакать без остановок. Чем меньше людей меня увидят, тем лучше.

— Вы отправляетесь один?!

Чарлз был озадачен и обеспокоен. Он так долго служил сэру Эндрю, что у него в голове не укладывалось, как это хозяин может отправиться куда-то без него.

— Увы, да.

Эндрю сдержал улыбку, не желая обидеть преданного слугу.

— Когда ждать вас обратно?

— Это зависит от… от стольких обстоятельств, что лучше об этом не говорить. Позаботься обо всем здесь, Чарлз. Хозяйство и все мои дела оставляю в твоих надежных руках. — Наклонившись к слуге, он прошептал ему на ухо: — Я еду по поручению короля.

Что бы ни произошло, Эндрю мог быть твердо уверен в одном: о его делах от Чарлза никто и ничего не узнает, верный слуга скорее умрет, чем проговорится.

Чарлз стоял и смотрел, как Эндрю облачается в темно-коричневое поношенное платье, которое он надевал только в тех случаях, когда ему приходило в голову заняться физическим трудом или пофехтовать.

Закрепив меч на перевязи, Эндрю обернулся и чуть не расхохотался: такое недоумение и любопытство было написано на лице Чарлза.

Тот кивнул и застыл, прислушиваясь к удаляющемуся звону хозяйских шпор в прихожей и длинном коридоре, ведущем к двери. Подойдя к окну, Чарлз поглядел сверху, как Эндрю затягивает подпругу и вскакивает в седло.

Он отправился в дорогу, снаряженный лишь совершенно необходимыми вещами, так что определить его принадлежность к высшему английскому дворянству было абсолютно невозможно, и, если бы с ним произошло что-то плохое, вероятнее всего, никто никогда не узнал бы, что с ним стряслось.

Копыта коня застучали по дороге, и скоро цокот их растворился в ночи. Чарлз стоял и смотрел в темноту, пока она не поглотила хозяина.

Когда утром две армии с грохотом сошлись, солнце горело в голубизне небес как драгоценный камень. Теперь день клонился к вечеру, и верхушки холмов касались нижней части ослепительного диска. Клейкая листва переливалась в лучах заходящего светила, провозглашая приход поздней шотландской весны; изнурительная схватка близилась к завершению.

Немного в стороне, к северу от поля битвы, одинокий всадник, Яков III Шотландский, сухими, воспаленными глазами смотрел, как армия мятежников, возглавляемая его сыном, медленно, но верно идет к полной победе. Прозрачная вода речки окрасилась кровью бойцов, сохранивших верность своему королю. Рыцари и горожане стояли плечом к плечу и жертвовали своими жизнями во имя верности трону.