Джейн Фэйзер - Жемчужина гарема Страница 2

Рот девочки открылся в беззвучном крике. Капюшон упал на плечи. Огромные остановившиеся глаза были полны ужаса.

Когда гази увидел изумрудные бездонные глаза девочки, ее ослепительно белую кожу и волосы цвета бронзы, словно светившиеся в полумраке, яростная жажда крови в его взгляде сменилась раздумьем.

– Акбар-хан.

Аннабель услышала это невнятное бормотание, несмотря на страх, который лишил ее дара речи и способности двигаться. И вдруг большие руки подхватили Аннабель под мышки, оторвали от седла и подняли в воздух. У перепуганной насмерть девочки вырвался дикий, нечеловеческий крик. Горец с хохотом швырнул ее впереди себя на седло, так перекрутив плащ, что руки Аннабель оказались плотно прижатыми к бокам. Потом он крикнул что-то, обернувшись к своим товарищам, продолжавшим резню. Аннабель не поняла, ответили ему или нет, потому что воздух раздирала какофония воплей.

Лошадь галопом помчалась по дороге, и в ушах засвистел колючий ветер, предвестник близкой зимы. Волосы девочки разметались, глаза наполнились влагой. И трудно было понять, когда же во время долгого их пути из них полились настоящие слезы. Слезы безудержного, смешанного со страхом горя.

Глава 1

Сентябрь 1841 года

Кристофер Рэлстон с огорчением подумал, что сегодняшнее похмелье сильно превосходит все предыдущие. А уж кто, как не он, разбирается в этом. Солнце, казалось ему, слишком ярко сияет на пронзительно голубом небе, какое можно увидеть только в горах. И лучи его, отражаясь от снежных вершин, неприятно слепят глаза своим блеском.

Обычно величие афганской природы глубоко трогало Кристофера – даже если он чувствовал себя неважно. Но сегодня день выдался на редкость противный. Веселые равнины и суровые горы, ручьи, которые деловито и храбро пробивали себе извилистую дорогу среди скал, – ничто не могло облегчить неутихающую боль в висках, снять жжение в глазах, увлажнить пересохший рот, успокоить взбунтовавшийся желудок и прогнать тяжкую цепенящую депрессию.

«Зачем я это делаю?» – удивлялся Рэлстон, как, впрочем, всегда в таких случаях. Для чего нужно было играть последнюю партию… и еще одну, последнюю… и самую последнюю? И пить последнюю порцию бренди… и еще одну, тоже последнюю, а потом уже самую последнюю? Зачем каждую ночь он падает в полубесчувственном состоянии на походную кровать, на чем свет стоит ругая денщика, который расстегивает ему крючки и пуговицы, стягивает сапоги и укладывает спать?

Дурацкий вопрос. Кто на его месте не искал бы забвения? Ведь загнали его в Богом забытую дыру, на самую окраину цивилизованного мира. И обрекли на скучную лейтенантскую службу в кавалерии Ост-Индской британской компании.[2]

Господи, какая ирония судьбы! Губы Рэлстона скривились в насмешливой улыбке. Он, достопочтенный Кит Рэлстон, любимец общества – несмотря на скверную репутацию (а может быть, именно благодаря ей), он, лихой капитан седьмого кавалерийского драгунского полка, в пьяном порыве угодил в эту тьму кромешную.

– Прошу прощения, сэр, но мы скачем уже четыре часа. Людям надо бы перекусить.

Интонации сержанта Абдула Али были мягкими, как дождевые струи, но вежливое его замечание все же звучало приказом. Кит резко кивнул: в напоминаниях, мол, не нуждаюсь.

– Я хочу устроить привал вон под теми деревьями, чтобы не быть на виду.

Кит указал хлыстиком на небольшую рощицу, которая пряталась между скал. На фоне голой песчаной равнины она походила на драгоценный камень ярко-зеленого цвета.

– Конечно, сэр, – пробормотал тактичный сержант, – прекрасный выбор.

Кит не понял, прозвучала ли ирония в голосе Абдула Али. Да и какое ему, в сущности, до этого дело? Лейтенанту Рэлстону не нравится его нынешняя служба. А это вовсе не секрет ни для офицеров, ни для солдат. Впрочем, кого может радовать роль оккупантов, которые с помощью штыков навязывают афганцам ненавистного (по вполне веским причинам) правителя? Этому нет оправдания ни с точки зрения закона, ни с точки зрения морали. Шах Шуджа – из числа тех владык, что становятся тиранами по причине собственной бездуховности и чрезмерной трусости. Его не признавали вожди афганских племен, яростно боровшихся за независимость.

Лейтенант Рэлстон скучающим взором обвел окрестности. А что, если его отряд лицом к лицу столкнется с враждебными горцами из племени гильзаи? – лениво размышлял он. Придется, наверное, удирать поджав хвост. Гильзаи не назовешь цивилизованными противниками, хотя они все же предпочтительнее фанатиков-гази. Впрочем, все афганцы становятся фанатиками, вступив в партизанскую войну с захватчиками-феринге и марионеточным их правительством. Ведь оно облагает горцев налогами, диктует им свою волю и отнимает у них древнейшее право взимать мзду с путешественников за безопасный проезд по горным дорогам. И в своем наглом высокомерии даже не замечает, насколько решительно настроены афганские племена и их ханы.

Лейтенант Рэлстон пришпорил лошадь:

– Не будем терять времени, сержант.

Абдул Али позволил себе слегка приподнять бровь, после чего отдал приказ пятерым сипаям,[3] которые ехали позади, и сам пустил лошадь в галоп.

Прохладная зеленая роща была одним из тех приятных сюрпризов, какими порой одаряет путников эта негостеприимная, в общем, страна. К тому же роща оказалась довольно обширной. Вскоре отряд обосновался на полянке, устланной толстым ковром зеленого мха и усеянной лютиками.

При одной мысли о еде лейтенанта выворачивало наизнанку. Оставив своих людей, которые радостно занялись приготовлением завтрака, он пешком отправился прогуляться по лесу. Тропинка мягко шла под гору, и Кит бездумно спускался по ней, углубляясь все дальше в кущу деревьев. И вдруг перед ним возникло озеро, при виде которого у него перехватило дыхание. Идеально круглое, оно, словно ожерельем, было окаймлено деревьями. Большие плоские камни на дне его посверкивали в прозрачной воде. Рэлстон вышел из-за деревьев: вода так и манила остудить нывшую от боли голову. Внезапно он заметил что-то краем глаза, инстинктивно отпрянул назад, в укрытие, и замер, осматриваясь вокруг.

В озере кто-то плавал. Белая рука, изогнувшись, рассекла поверхность воды. С такого расстояния трудно было рассмотреть черты лица. И тут взгляд Рэлстона упал на кучку одежды, лежавшей совсем близко, почти у самой кромки воды. Вероятно, она принадлежала неведомому пловцу. Одежда была явно не европейская. Влекомый любопытством, лейтенант вышел из своего убежища и, наклонившись, принялся исследовать свою находку.

Он ничего не услышал, пока не почувствовал, как что-то слегка кольнуло его в уязвимую точку – в мягкую ткань за правым ухом. Испуганный Рэлстон застыл на месте. Кто-то стоял сзади, приставив к его шее острое оружие. Голос – суровый женский голос – заговорил на языке пушту.[4] Рэлстон сглотнул, стараясь не шевелиться, чтобы острие не вонзилось глубже.