Лейла Мичем - Дикий цветок Страница 2

Но предрассудки живучи. Бенджамин и Моррис придерживались одного мнения по любому вопросу, и со стороны последнего это не было простым желанием сына порадовать отца. Моррис на самом деле верил в то же, во что верил его отец, касалось ли это религии или политики, а вот Сайлас имел на все свой собственный взгляд, иногда диаметрально противоположный взглядам старших. Пропасть, разделяющая сына с отцом и братом, все углублялась, несмотря на то, что Елизавета старалась всеми силами сгладить шероховатости и относилась к Сайласу с особой материнской нежностью. Бенджамин прекрасно понимал, что, стань его сыновья равноправными совладельцами плантации, на следующий же день после его смерти они вцепятся друг другу в глотки. Желая избежать такого поворота событий, Бенджамин Толивер завещал плантацию, все деньги и прочую собственность, включая земли, дом, мебель, скот, сельскохозяйственный инвентарь и рабов, Моррису, оставив Сайласа, с одной стороны, без пенни свободных денег, а с другой, с регулярным жалованьем и процентом от доходов плантации в случае, если тот останется работать управляющим на землях своего брата.

Ничего удивительного не было в том, что Сайлас, которому недавно исполнилось двадцать девять лет, почувствовал себя обделенным и обманутым. Теперь он страстно желал уехать подальше от отцовской плантации и вместе с Джереми Уориком отправиться в восточные земли Техаса, на целину, туда, где простираются мили жирного чернозема, который, по слухам, как нельзя лучше подходит для выращивания хлопка. Жаль, что Сайлас отправится в Техас, затаив в душе несправедливую обиду на отца, ведь Елизавета знала кое-что, неведомое ее сыну. Бенджамин Толивер поступился своей любовью по отношению к ней ради будущего своего младшего сына. Супруг оставил ее присматривать за старшим сыном, грузным мужчиной, убежденным холостяком, который вряд ли когда-нибудь женится. Ей придется стареть, не познав радостей возни с многочисленными внуками. Но пусть уж лучше будет так. Пусть Сайлас уедет в Техас вместе с ее обожаемым внуком и девушкой, которая вскоре станет ему второй женой, пусть едет, так и не узнав, что Бенджамин Толивер составил свое завещание именно так для того, чтобы сделать младшего сына совершенно свободным в своих поступках.

Глава 2

Вдовье горе матери обдавало Сайласа не меньшим холодом, чем налетевший осенний ветерок, но менять что-либо было уже поздно. Он поедет в Техас и заберет с собою сына и невесту. Споры на сей счет порядком ему надоели. Для матери семья значила очень много. Сайлас это понимал, но земля – основа существования любого уважающего себя мужчины. Если у него нет собственной земли, которую можно возделывать и засеивать, то мужчина – никто, из какой бы уважаемой семьи он ни происходил. Елизавета давно уже перечислила все имеющиеся в ее арсенале возражения против переезда вместе с семьей из безопасного и обустроенного родового гнезда на территорию Техаса, балансирующего на грани революции. Ходили слухи, что американские поселенцы собираются объявить о своем выходе из состава Мексики. Такой шаг, без сомнения, приведет к войне с правительственными войсками этой страны[1].

– И что же мне делать, мама? Оставаться жить в этом доме, в котором ни я, ни мой сын никогда не будем полноправными хозяевами?

– Не навязывай Джошуа того, чего хочется тебе, – не согласилась с ним мать. – Ты всегда мечтал об этом, но теперь тебе стоило бы задуматься о том, что ожидает в Техасе Летти и твоего малыша.

Женщина закрыла лицо руками. Перед ее внутренним взором предстали жуткие видения, о которых Елизавета не единожды предупреждала сына: страшные болезни (в 1834 году в колонии Стивена Ф. Остина вспыхнула холера), индейцы, дикие животные, змеи, кровожадные мексиканцы, опасные переправы через реки и ужасная погода. Список опасностей этим не ограничивался. Самым страшным, впрочем, было то, что она никогда больше не увидится со своим сыном, внуком и Летти.

– Это ты, мама, не приписывай им своих желаний. Если бы мне предложили несколько акров земли где-нибудь в месте вполне безопасном, ты бы и тогда стала отговаривать нас от переезда. Для тебя важно, чтобы мы жили в Квинскрауне, все вместе, как одна семья. Ты не задумываешься о том, что отец практически отрекся от меня, а брат едва сдерживает свое ко мне отвращение.

– Не преувеличивай. Твой брат не относится к тебе плохо. Он просто тебя не понимает. А папа поступил так, потому что считал, что это поспособствует дальнейшему благосостоянию Квинскрауна.

– Вот и я собираюсь руководствоваться интересами Сомерсета.

– Что?

– Я собираюсь назвать свою плантацию в Техасе в честь родоначальника династии Толиверов, герцога Сомерсета.

Мать ничего ему не возразила, не найдя аргумента против подобного рода амбициозных планов.

Во всех ее теперешних горестях повинна последняя воля Бенджамина Толивера. Сайлас беспрестанно напоминал об этом матери, впрочем, его гнев не оправдывал невоздержанного, грубого поведения в последние несколько недель. Сын это осознавал, и ему было стыдно перед матерью. Он любил Елизавету и понимал, что будет скучать вдали от нее, но в то же время Сайлас подозревал, что его мать намеренно «проглядела» несправедливость, содержащуюся в завещании покойного. Если бы Бенджамин Толивер разделил собственность между двумя сыновьями, Сайласу пришлось бы навсегда распрощаться со своей мечтой. Он бы сделал все для того, чтобы поладить с Моррисом, который любил племянника и восхищался милым характером будущей невестки. Летти и его мать превосходно поладили. Елизавета полюбила ее, словно дочь, которой у нее никогда не было, а его невеста воспринимала свекровь в качестве воскресшей матери, которую потеряла в раннем детстве. Как бы тихо они зажили!

Даже Моррис теперь осознал, что потеряет вследствие своей победы.

– Мы что-нибудь придумаем, – заявил он, но что бы ни предложил Сайласу старший брат, это не смогло бы залечить глубокой раны, нанесенной пренебрежением, которое продемонстрировал своим завещанием отец.

Он не возьмет у брата того, в чем отказал ему Бенджамин Толивер.

Он отправится в Техас.

Сайлас с благодарностью в глазах наблюдал за другом, который станет его спутником на дороге к далеким землям. Жеребец гарцевал на месте. Джереми Уорик не стремился усмирить буйный норов своего коня. Подобно ему, Джереми не склонен был удерживать своих душевных порывов. Сайлас ценил это качество его характера. С одной стороны, Джереми славился своим необыкновенным здравомыслием, с другой – любил рисковать. Впрочем, никогда прежде друзья не пускались в такую опасную авантюру, как та, которую они задумали нынче.