Джейн Фэйзер - Фиалка Страница 2

— Войдите! — отрывисто прозвучало в ответ на его стук.

Он толкнул входную дверь. В большой продуваемой насквозь комнате находились трое — полковник, майор и сам главнокомандующий.

Огонь, ярко горевший в камине, тщетно пытался побороть холод и промозглую сырость. Дождь лил уже пять дней, безжалостный, проливной, низвергавшийся сплошным потоком и превращавший в сущий ад траншеи, вырытые пехотинцами вокруг осажденного Бадахоса, расположенного на самой границе с Испанией.

Адъютант отсалютовал:

— Донесение разведки, сэр.

Он положил на бюро кипу бумаг. Веллингтон[1] проворчал что-то в знак признательности и отошел от камина, чтобы просмотреть их. Его длинный хрящеватый нос подергивался от отвращения. Он бросил взгляд на офицеров, все еще гревшихся у огня:

— Французы захватили Фиалку.

— Когда, сэр?

Полковник лорд Джулиан Сент-Саймон протянул руку за документом, прочитанным Веллингтоном.

— Похоже, что вчера. Люди Корнише окружили ее головорезов возле Оливенцы. Судя по тому, что здесь сказано, они держат Фиалку в военном лагере за городом.

— Насколько надежны эти сведения? — Глаза полковника, читавшего донесение, блеснули.

Веллингтон пожал плечами и бросил вопросительный взгляд на адъютанта.

— Агент — один из наших лучших людей, сэр, — сказал адъютант. — И информация настолько свежая, что я готов пари держать, что она правдива.

— Проклятие, — пробормотал Веллингтон. — Если она попала к французам, уж они выжмут из нее все, что она знает, до последней капли. Ей известны все эти чертовы горные перевалы отсюда и до Байонны, а то, что неизвестно ей о здешних партизанах, не стоит труда и узнавать.

— В таком случае нам лучше ее вызволить, — произнес полковник, как будто это было нечто само собой разумеющееся, и положил донесение на стол. — Мы не можем допустить, чтобы Джонни Крапо[2] заполучил сведения, которых нет у нас.

— Да, — согласился Веллингтон, поглаживая подбородок. — Если Фиалка уже поделилась с французами своими знаниями, мы окажемся в большом проигрыше, не выудив, также у нее эти сведения.

— Кстати, почему французы ее так называют? — поинтересовался майор. — Впрочем, испанцы тоже зовут ее Виолетта.

— Насколько я понимаю, это из-за ее манеры ведения военных действий, — ответил полковник Сент-Саймон, и в голосе его послышалась саркастическая нотка. — Она как скромная фиалочка, вошедшая в поговорку. Всегда оказывается под защитой больших партизанских отрядов, тушуется на их фоне. А когда французская армия концентрирует все свое внимание на деятельности герильи, маленькая фиалочка со своей бандой «процветает» на заднем плане и устраивает веселое представление с погромами там, где ее меньше всего ожидают.

— И собирает пушок и перышки для своего маленького гнездышка, — заметил Веллингтон. — Говорят, она не знается ни с одной из армий, а когда помогает испанским партизанам, то за свою помощь требует мзду… или по крайней мере свеженьких сведений о том, где есть возможность хорошенько поживиться.

— Иными словами, она действует из корысти — как наемник, — подытожил майор с гримасой отвращения.

— Именно так. Но мне известно, что французы у нее в еще меньшей чести, чем мы, грешные. По крайней мере она никогда ни за какие деньги не предлагала помощи французам.

Главнокомандующий пнул ногой выпавшее из камина полено.

— До сих пор, — заметил Сент-Саймон. — Возможно, в эту самую минуту они предлагающей хорошую цену.

Это был крупный широкоплечий мужчина с потрясающей яркости голубыми глазами, смотревшими из-под кустистых золотисто-рыжих бровей. Того же цвета была и густая грива, один из непокорных локонов которой вечно падал на его широкий лоб. В его манерах чувствовалась естественная властность человека, рожденного в богатстве и привыкшего к привилегиям, человека, которому никогда не приходило в голову сомневаться в правильности установленного порядка вещей. Поверх его красного мундира был небрежно наброшен ментик офицера кавалерии, массивная кривая сабля в широких, украшенных резьбой ножнах свисала с перевязи у бедра. Фигура полковника излучала такую внутреннюю энергию, что он казался слишком крупным для замкнутого пространства комнаты.

— Я также слышал, милорд, что прозвище «Фиалка» связано с ее внешностью, — отважился подать голос адъютант. — Я так понимаю, что она похожа на цветок.

— Боже милостивый, дружище! — Презрительный смех полковника раскатился по мрачной комнате. — Да она безжалостная, всегда готовая на убийство интриганка и, если у нее является такая прихоть, предлагает за плату свои сомнительные услуги партизанам.

Адъютант смутился, но майор оживленно вступил в дискуссию.

— Нет, Сент-Саймон, парень прав. Я тоже об этом слышал. Говорят, она так миниатюрна, что кажется, ее может унести от одного вздоха.

— Тогда ей долго не продержаться. Как только полковник Корнише начнет над ней дышать, ей конец, — объявил Веллингтон. — Он порочный, надменный негодяи и обожает допросы. Нельзя терять время. Джулиан, вы сумеете ее захватить?

— С удовольствием. Будет приятно лишить Корнише его добычи. — Сент-Саймон не скрывал своей радости. Задача его вдохновляла. От возбуждения он уже не мог устоять на месте, и шпоры на его сапогах зазвенели.

— Отчего бы в самом деле не положить конец играм этой скромной Фиалочки? Она слишком увлеклась, обогащаясь за наш счет.

Его аристократические черты исказились гримасой отвращения. Джулиан Сент-Саймон не терпел наемников.

— Со мной поедут двадцать человек.

— Хватит ли их для того, чтобы взять штурмом целый лагерь? — спросил майор.

— Да я и не собираюсь его штурмовать, друг мой, — сказал с улыбкой полковник. — Если хотите знать мое мнение, то самое подходящее для нас — это маленькая партизанская война.

— В таком случае отправляйтесь, Джулиан. — Веллингтон протянул ему руку. — И привезите этот цветочек, чтобы мы сами могли пооборвать его лепестки.

— Я доставлю ее сюда через пять дней, сэр. Полковник вышел из комнаты, и потоки энергии, казалось, как вихри, устремились за ним вслед.

Срок в пять дней, назначенный полковником, не был пустой похвальбой, и главнокомандующий знал это. Джулиану Сент-Саймону уже исполнилось двадцать восемь, из которых десять лет он был кадровым военным, известным как своими неортодоксальными методами ведения войны, так и неизменно успешными результатами. Считалось непреложной истиной, и об этом знали все офицеры, что полковник никогда не отступал от поставленной задачи и его люди готовы следовать за ним хоть в ад, если он их позовет.