Жанэт Куин-Харкин - Золото глупцов Страница 2

— Работает над новой поэмой и приносит вам свои извинения, — сказала мать Либби.

— Вы должны сказать, где приобрести издание его поэмы. Я с удовольствием поражу своих гостей тем, что я на самом деле знаю живого поэта. Каждый думает, что все они поумирали.

«Как это Хью всегда удается избегать подобных визитов, а я что? — грустно размышляла Либби. — Но это же все-таки лучше, чем сидеть дома».

Кэтрин вошла в комнату, держа на руках Освальда.

— А где Хью? — спросила она, когда Либби поцеловала ее в щеку.

— Работает и приносит свои извинения, — ответила Либби.

Кэтрин отдала ребенка старшей тетушке и взяла за руку Либби.

— Давай прогуляемся перед ленчем по парку? — предложила она. — Нам с трудом удавалось видеть друг друга из-за этих домашних хлопот. Трудно вспомнить то время, когда мы были так беззаботны.

Открыв стеклянные двери террасы, они пошли по тропинке, выложенной камнем между цветочными клумбами.

Цвела сирень, и «свечки» конского каштана украшали большие тенистые деревья. В саду стоял опьяняющий весенний запах. Либби улыбалась Кэтрин. Бывало, ее забавляло, что родители считали их лучшими подругами, а они никогда ими не были. Они были конкурентками в борьбе за лучшее, были заклятыми врагами, но они вращались в обществе, где царили вежливость и светский лоск, и их словесные «дуэли» не досягали ушей окружающих.

— Посмотри на свою тонкую талию, — сказала Кэтрин. — А. я никак не могу восстановить свою фигуру после рождения Освальда. Но я не могу ждать, пока опять забеременею. По меньшей мере это было бы неплохим предлогом, чтобы не носить эти ужасные корсеты.

— Я бы лучше носила корсеты, — сказала Либби. — Мне было ужасно плохо при последних родах.

— Но это было четыре года назад, Либби, — укоризненно ответила Кэтрин. — Я не знаю, как тебе надолго удается избегать этого.

— Хью не хочет, чтобы я постарела до времени от вынашивания детей. Он говорит, что мы не животные.

— Тогда мой Роджер, должно быть, животное, — сказала Кэтрин и засмеялась. — Он не может ждать, чтобы не запустить в меня свои когти снова после Освальда. Но я полагаю, поэты — другие люди. Хью всегда был похож на книжных положительных героев. Я знаю, — добавила она, — он хотел бы повидаться с нами. Хью так хотел увидеть Освальда.

— Да, я тоже так думаю, — сказала Либби, пытаясь скрыть улыбку. Она чувствовала себя победителем, вспоминая о том, как Кэтрин хотела Хью.

Как-то семья Кэт пригласила Хью на литературный вечер в доме Либби. Отец Либби тогда весьма боготворил культуру и искусство.

— А вот талантливый молодой поэт, только что приехавший из Англии, — объявил отец Кэтрин.

Либби была в восторге и от Хью, и от его манер. Когда он читал свои стихи, его голос был так мягок и элегантен, что Либби была готова слушать всю ночь. Она наблюдала за ним: космы его мальчишеских волос, спадающие на лоб, его глаза — черные и немного затравленные. Тогда-то она самоуверенно и решила, что выйдет за него замуж. Но и Кэтрин тоже влюбилась в Хью. И как раз это подтолкнуло Либби к принятию быстрого решения.

Ей было семнадцать. Она была уверена в том, что знает все, что нужно знать о жизни.

Теперь, спустя восемь лет, ей было тяжело признать свою ошибку. Она подозревала, что Хью никогда не будет таким желанным, каким она когда-то его полюбила.

Он был даже более мечтателен, чем поэт, очаровательный малыш, который никогда не вырастет, человек не от мира сего.

На него было трудно сердиться, когда он поступал безответственно.

Как-то Хью купил ей кашемировую шаль, которую ей очень хотелось иметь.

Ему было безразлично то, что у них не было денег на шаль. Он поставил Либби перед выбором: либо вернуть шаль, не говоря ему об этом, либо выклянчить у ее родителей еще денег. Она терпеть этого не могла. Либби унаследовала от отца не только сильную волю, но и гордость.

Вернувшись после прогулки по саду в дом, Либби услышала, как ее мать говорила миссис Робертсон:

— Бедное дитя. Конечно, мы сделаем все, что сможем.

Либби поняла, что разговор идет о ней.

— Но ты знаешь, какая она — никогда никого не слушает. Отец пытается посоветовать ей…

«Слушай отца» — это были любимые слова матери.

Отец любил читать нотации по любому поводу: как правильно кормить малыша, как надо носить шляпку…

Для матери Либби отец был самый умный, самый обожаемый человек — она готова была слушать его часами.

Либби не была столь послушна, как мать, и часто выходила из комнаты, чтобы не разразился скандал.

Миссис Робертсон собрала всех за столом. Либби сидела между Кэтрин и полковником Хардвиком. Она вежливо отвечала на вопросы, но мысли ее были где-то далеко. Она опять вспомнила о письме. Почему Хью не поделился с ней? За все восемь лет их совместной жизни она не могла вспомнить, чтобы была хоть какая-то связь с родственниками мужа. Он говорил, что поругался после большого скандала и порвал с ними отношения.

Ленч затянулся, а когда они вернулись домой, оказалось, что Хью ушел на прогулку.

Только вечером в спальне, готовясь ко сну, она снова смогла спросить его о письме.

— Ну и что там в письме? Плохие новости? — спросила Либби.

— Наоборот — хорошие. Мой отец умер.

— Но это ведь…

— Я ненавидел отца. Он ненавидел меня. Когда я уезжал в Америку, его последние слова были: «Либо возвращайся мужчиной, либо вообще не возвращайся». Я был не таким, как он. Мне не нравилось убивать животных ради собственного удовольствия и заниматься другими неприятными мне вещами, которыми положено заниматься английским джентльменам.

Он засмеялся.

Воцарилась тишина. Либби ждала, когда он еще что-нибудь скажет. За закрытой дверью она слышала, как идут в холле часы, оставшиеся еще от деда. Их глубокий «тик-так» стал сердцем всего дома.

— Но он простил тебя перед смертью? — спросила Либби, не в состоянии терпеть тишину.

— Я не знаю, — ответил Хью. — Полагаю, он умер, думая, что я безнадежный неудачник.

— Ну, а каковы хорошие новости? — требовательно спросила Либби, исчерпав терпение.

— Мой брат получил наследство и думает, что ко мне отец был несправедлив. Брат предлагает мне собственность.

— Какую собственность?

— Вполне неплохую, — сказал Хью. — Крокхэм Хол в Вилтшире — милый, большой, элегантный дом. В таких живут англичане и такие копируют в Америке. Тебе бы понравился.

— Но это же здорово! Большой дом, подальше от родителей. Мир и тишина, чтобы тебе писать стихи. Разве ты не счастлив? На твоем месте я бы прыгала от радости. Разве ты не хочешь домой? Я думала, ты мечтаешь об этом?