Анна Соколова - Тайна Царскосельского дворца Страница 2

И свои грустные слова Юлия сопроводила одной из тех лукавых, бедовых улыбок, которые хотя и не помогли еще ей сделать заветную карьеру, но уже собрали вокруг нее целую свиту поклонников…

В том же роде шла беседа между подругами и в тот день, с которого начинается наш рассказ. За обедом шла речь о пожаловании герцогу Бирону новой крупной и ценной аренды в златоносной Сибири, и в числе лиц, с особым подобострастием приветствовавших и поздравлявших счастливого фаворита, ежедневно взыскиваемого новыми милостями, не последним был принц Антон. Он как-то заискивающе поглядывал то на пышно одетую императрицу, словно хотел сказать, что иначе Анна Иоанновна и поступить не могла, то с выражением почти непонятного подобострастия переводил свой взгляд на некрасивое и надутое лицо Бирона.

Все это теперь было предметом толков и обсуждения принцессы Анны и ее подруги, забившихся в угол большого дивана, обитого дорогой штофной материей и занимавшего половину небольшой комнаты в светлице принцессы.

— Ты видела, как этот противный принц Антон Ульрих смотрел в глаза герцогу? — с чувством невольной брезгливости спросила принцесса. — Точно голодная собака на хозяина смотрит… не из любви, а из боязни ременной плетки…

— Да! Герой не из важных! — рассмеялась смуглая красавица Юлия, составлявшая полный контраст с принцессой Анной.

Анна Леопольдовна, тонкая, почти хрупкая, всегда неизменно бледная и грустная, только выражением больших, словно о чем-то молящих глаз искупала недостатки своей далеко не красивой наружности. Юлия Менгден, напротив, была вся жизнь, вся порыв, вся движение! Совершенно смуглая, с большими черными глазами и ярко-пунцовыми губами, из-за которых при постоянной улыбке выглядывали двойным ровным рядом перлов красивые мелкие зубы, с задорным смехом, при котором ее красивое лицо как будто все улыбалось и смеялось, — Юлия своей задорной, вызывающей красотой еще сильнее оттеняла томную грусть царственной подруги.

— Ну, да ведь и то сказать: где их искать, героев-то? — рассмеялась Менгден в ответ на собственные слова. — Да и с герцогом тягаться тоже ни у кого не хватит смелости!..

— Кроме меня! — гордо поднимая свою белокурую голову, произнесла принцесса Анна, и при этих словах по ее бледному лицу скользнуло такое выражение гордости и отваги, что она в эту минуту была почти красива.

— Ну, вы не в счет! — бойко рассмеялась Юлия.

— Опять ты мне «вы» говоришь? — с укоризной заметила принцесса.

— Но я не смею!.. Я никак не могу привыкнуть!

— Пора и сметь, и привыкнуть. Я так давно прошу тебя об этом… Я смотрю на тебя как на близкую, как на сестру!.. Ты знаешь, как я одинока при этом совершенно чуждом мне дворе.

— Да, вы все грустите!

— Юлия!.. Я рассержусь…

— Ты все грустишь! — с улыбкой поправилась смуглая красавица, прижимаясь своей выразительной головкой к плечу принцессы. — Ты никак не можешь и не хочешь привыкнуть к России?

— Да у меня же с Россией нет решительно никакой связи… пойми ты это!.. И не любит меня здесь никто… кроме одной тебя!..

— А граф Мориц? — лукаво улыбнулась Юлия. Принцесса вспыхнула.

— Он — единственный светлый луч в моей скучной, сиротливой жизни! Он не в счет!.. Я говорю о том, чем я живу в его отсутствие!

— Да!.. Но ведь между ним и вами — целая бездна! К тому же он женат!..

— И расстояние можно перешагнуть, и брак можно уничтожить! — властным и твердым голосом произнесла принцесса.

— А воля императрицы? А тот высокий пост, который ожидает вас в будущем?..

— Да разве я просила об этом? Разве мне нужны все эти призрачные парады и почеты?.. Мне счастье нужно, а не блеск! Счастье! Пойми ты это!.. А счастлива я могу быть только с ним!

Юлия повела плечами. Казалось, она не совсем доверяла прочности того счастья, которое могло ожидать принцессу подле избранника ее сердца, но не решалась прямо высказать свое сомнение. Притом же она понимала жизнь по-своему и, будучи эпикурейкой по натуре, признавала за аксиому известное выражение легкомысленной французской нации: «Courte, mais bonne»[1].

— Когда ты перечисляла сейчас своих истинных и преданных друзей, ты забыла назвать свою воспитательницу, мадам Адеркас! — укоризненно покачав головой, заметила Юлия принцессе.

— Моя дорогая Аделаида Францевна? О, да, ты права!.. Я должна была назвать ее имя наряду с твоим.

— Даже впереди моего!

— Да, почти впереди! Она так любит меня, так искренне предана мне…

— Она и твоей страсти к графу Морицу сочувствует!..

— Да, ей близка каждая моя радость, близко каждое мое горе!.. Она знает, как искренне я люблю графа…

— Но все-таки она не может не сознавать, что из этой любви в конце концов не выйдет ничего путного!

— И это говоришь ты, ты, Юлия Менгден, которая так часто и так всецело отдавалась впечатлению минуты, не рассуждая и не задумываясь о завтрашнем дне?

— Да, я, но не вы! Ваш сан… та будущность, которая ожидает вас…

— И которую я так охотно отдам за скромное семейное счастье подле любимого человека!..

«Да он-то удовольствуется ли этим скромным семейным счастьем?» — промелькнуло в уме Юлии, но громко она не высказала своего сомнения. Ей не хотелось отнимать у принцессы ее заветную мечту.

— Что бал, о котором так давно говорят, состоится? — спросила она, чтобы переменить разговор.

— Да, непременно!.. Тетушка не дальше как сегодня говорила, что до отъезда на дачу намерена дать большой бал.

— Вот хорошо!.. Страшно люблю летние балы… куда больше зимних! — оживилась хорошенькая Юлия. — Ну, и весь двор, конечно, будет приглашен?

— Разумеется! Тетушка и на интимных вечерах любит собирать много народа, а тут будет большой, настоящий бал! Я уже обещала второй экосез…

— Графу Морицу?..

— Да, ему!.. Первый я должна танцевать с этим противным принцем Антоном, а второй — мой, и я отдала его графу Линару!

— Который танцует несравненно лучше принца! — фамильярно подмигнула Юлия.

— Ну, это не трудно: принц так отвратительно пляшет вприскачку, что на него смотреть и смешно, и досадно!.. И родятся же на свет такие уроды! — с притворной грустью проговорила Анна Леопольдовна, видимо, возмущаясь полным отсутствием всяких достоинств в нареченном женихе.

— А каким образом узнает граф Линар, что второй экосез принадлежит ему? — спросила Юлия.

Принцесса замялась на минуту, а затем тихо произнесла:

— Я… я напишу ему об этом!

— А записку передаст баловница Адеркас? — грациозно погрозила Юлия своим тоненьким пальчиком.

Принцесса торопливо приложила палец к губам и взором указала ей вниз.