Настасья Бакст - Предательство страсти Страница 20

— Что ж… У меня нет оснований не верить вашим словам, господа. Считаю дело ясным. Думаю, нужно похоронить несчастную фройляйн Риппельштайн и забыть обо всех ужасах вчерашнего вечера.

— Очень хорошо! — поспешно воскликнул барон, не дав префекту до конца произнести «оправдательный приговор». — Приглашаю вас, дорогой Патрик, присоединиться к нам за завтраком.

Префект облегченно вздохнул. На счастье, неприятная часть визита быстро закончилась, можно будет утолить голод и насладиться изысканными винами из погребов барона.

Салтыков тем временем подумал, что было бы желательно нанести «ответный визит» в комнату Сен-Мартена, чтобы учинить ответный досмотр вещам магистра. Затем нужно навестить Мари, Салтыков за нее очень переживал.

Мари приходила в себя медленно. Вначале она ощутила собственное тело, затем пошевелила пальцами рук, и только потом медленно, с трудом подняла веки. Солнце светило очень ярко, и вдруг исчезло. Над баронессой фон Штерн склонился граф Салтыков.

— Мне приснился кошмар, — чуть слышно произнесла она.

— Вы пролежали без сознания почти сутки, ваш отец же пришел в себя и, похоже, окреп.

— Мой отец…

Мари вскочила. Глаза ее лихорадочно блуждали.

— Так это был не сон?! Это был не сон… Боже! Бедная моя мама! Бедная моя мама! Рихард!..

И она снова потеряла сознание.

Александр Салтыков некоторое время пристально смотрел на нее, затем аккуратно приподнял ее за плечи и положил на подушки. Затем склонился над бледным и сильно осунувшимся за эти сутки лицом и прижался к губам Мари. Затем рука его скользнула вниз, он провел ладонью по ее груди и животу. Мари тихонько застонала. Салтыков улыбнулся.

— Не бойся, моя королева, — прошептал он ей в самое ухо. — Я на твоей стороне. Я с тобой. Я твой союзник. Знаю, что ты меня слышишь и все понимаешь. Я на твоей стороне. Я с тобой. Я твой союзник. Ты можешь мне довериться. Можешь довериться. Довериться. Доверяй мне…

Александр запечатлел еще один долгий поцелуй на губах Мари, а затем вышел из ее спальни и направился в кабинет к барону.

Мари открыла глаза. Сердце ее забилось так, что ей казалось, будто внутри появилась небольшая стенобитная машина.

— Яне должна…

Но теперь, когда Рихард признался в своей неверности, что же ее останавливает? Мари подумала о том, что сказал Салтыков, о его губах, нежных сильных руках… И внезапно в ее сердце черной ядовитой змейкой вполз страх. Страх, что когда-нибудь Александр предаст Мари так же, как и ее муж.

— Он ведь тоже был ее любовником, — прошептала баронесса. По ее лицу покатились слезы. Она ненавидела Лизхен Риппельштайн, даже мертвой Мари ненавидела эту женщину. Не столько за связь с Рихардом, сколько за убитую Лизхен надежду на счастье, на другую любовь, на искреннее чувство…

Однако больше чем Лизхен Мари ненавидела себя саму. Она плакала от обиды, от ощущения собственной ненужности, от чудовищной тоски, охватившей все сердце — все до единого мужчины в ее жизни предпочли Лизхен! Неужели мужчинам так мало нужно от женщины? Неужели все ее чувства и мысли не имеют для них никакого значения?

В это утро баронесса фон Штерн выплакала больше слез, чем за всю свою жизнь. Если бы Мари могла, то плакала бы кровью.

Завтрак проходил в гробовом молчании. Рихарду кусок в горло не лез, но, глядя, как префект с аппетитом уписывает блинчики с джемом, барон заставил себя проглотить несколько жирных кусочков теста. Рихард изо всех сил старался вести себя как обычно, поэтому его движения утратили всякую естественность. Барон поворачивался только всем корпусом, чашку держал так, будто его локтевой сустав утратил подвижность, а шею держал настолько напряженной, что периодически она сама непроизвольно дергалась.

Граф Салтыков спокойно положил себе в тарелку кипу блинов и потребовал икры. Грета подала маленькую хрустальную вазочку, которую гость счел порционной, придвинул к себе и спокойно выложил половину содержимого на верхний блин.

— Быть может, господин префект тоже желает попробовать блинов с икрой? — обернулся Салтыков к замершей в изумлении служанке. — Принесите порцию и ему тоже!

— Слушаюсь, — кивнула та и побежала обратно на кухню.

В России существуют десятки рецептов приготовления блинов, — сообщил присутствующим Салтыков.

— Это правда! — поспешно вставил Рихард.

Префект изобразил внимание и уставился на русского графа, который почти час увлекательно повествовал о блинах. Уезжая из замка фон Штернов, префект уже знал, что блины бывают сладкие и соленые, пресные и дрожжевые. Что сей продукт в России, как и многое другое, принято потреблять под водку, но с маринованной сельдью и огурцами блины не сочетаемы. Что жарят блины на сливочном масле, а мясные и рыбные на растительном. Что начинки для блинов готовят с вечера, чтобы сок ингредиентов перемешался… На фоне обилия такой полезной информации, которую префект собирался сегодня же подробно пересказать своей жене, чтобы та потом пересказала кухарке, а кухарка в свою очередь сделала бы те самые блинчики с мясом, которые, якобы, обожает Ее Величество императрица Екатерина II, — убийство Лизхен Риппельштайн стало казаться чем-то незначительным и не заслуживающим большого внимания. Кто будет преследовать благородного человека за то, что тот защищал свою честь?

— Итак, может быть, вы расскажете, почему свернули шею несчастной, прежде чем она успела договорить? Я оказал вам услугу, дав префекту слово дворянина, что девица была интриганкой и косвенно повинна в смерти старой графини дер Вильгельмсхафен, вашей тещи, и намеревалась причинить вред и вашей жене. Только поэтому вас и не арестовали по обвинению в преднамеренном убийстве. Вы мой должник, барон. — Салтыков положил ногу на ногу и откинулся назад в большом удобном кресле. — Не говоря уже о том, что у нас при дворе вовсе бы не хотели иметь дела с убийцей. Поверьте, если я и спрашиваю вас о причинах вашего поступка, то только потому, что хочу вас понять. У вас должны были быть очень веские причины для того, чтобы в присутствии троих свидетелей свернуть этой авантюристке шею. Расскажите о них. Вам станет легче, а я, в свою очередь, клянусь, что все сказанное вами, не выйдет за пределы этой комнаты.

Барон фон Штерн переставлял предметы на своем столе. Руки его чуть заметно дрожали, а лицо окончательно превратилось в череп, обтянутый кожей.

— Ну что ж… По всей видимости, у меня нет выбора… Я полагаюсь на ваше слово и вашу честь. Расскажу вам всю правду, потому как чувствую, что скрывать что-либо от вас бесполезно… Я, кажется, вспомнил, где и когда слышал о вас, — Рихард взглянул на собеседника. Странно, но барону вдруг показалось, что этот русский сыграет какую-то очень важную роль в их судьбе. Необъяснимо, но Рихард внезапно действительно почувствовал необходимость рассказать кому-нибудь о своих намерениях. Человеческая природа устроена таким образом, что даже самыми ужасными и отвратительными своими планами, люди хотят поделиться, чтобы другие могли оценить пусть чудовищное, но все же величие мысли. — Господи, дай мне силы!