Виктория Холт - Гордость Павлина Страница 20

В Оукланде собрались гости. В основном это были деловые люди. Обычно они привозили ему особые камни, он покупал их, а иногда и продавал. Все всегда много говорили об опалах. Я понемногу начала узнавать, как их добывают, и находила это восхитительным.

Он сказал мне, что устраивает бал и что я должна быть среди его гостей. Это было захватывающе, но я знала, что не смогу надеть свое вишневое платье и выйти в нем из дома, поэтому Бен предложил принести красную вишню (так он называл это платье) в Оукланд, а перед балом переодеться в него. Одна из его горничных поможет мне. Так было решено.

Что это был за бал! Ведь там я встретила Десмонда впервые. Я хочу, чтобы ты представила себе его. Все ошибались в том, что в дальнейшем произошло. Больше всего я хочу, чтобы ты поняла: этого не могло быть, это было невозможно.

Галерея в Оукланде, украшенная цветами, с музыкантами, расположившимися в конце ее, была великолепна. Она превратилась в прекрасный бальный зал, освещенный канделябрами. Это был мой первый бал.

Мистер Хенникер как-то сказал:

— Я не жалею, что отобрал Оукланд у вашего отца — он играл и проиграл. Ваша мать также заслужила это. Иногда я чувствую угрызения совести, видя, как печален ваш брат, но он молод и, надеюсь, найдет возможность вернуть свое состояние. Но что касается вас, мисс Джессика, я, действительно, очень сожалею. Поэтому у нас будет настоящий бал.

Это был очаровательный вечер. У меня еще никогда в жизни не было ничего подобного и никогда не будет, потому что в тот вечер на балу я встретила Десмонда. Он был молод, не намного старше меня, но в двадцать один год он казался мне значительным. Зал был полупустой, потому что мистер Хенникер не пригласил никого из наших соседей, ведь они знали меня, и могли быть неприятности. Это был мой бал, бал платья красной вишни и дивной шеи и плеч, так сказал мне мистер Хенникер. Десмонд сразу же пригласил меня на танец. Мне хотелось бы, чтобы ты увидела галерею такой, какой она была в этот вечер. Столько красоты, столько романтики! Уверена, что в течение прошлых веков там было много балов, но такого, как этот, еще не было. Он был высокий и светловолосый, его волосы выгорели на солнце. У него были, как я называла, австралийские глаза, полузакрытые длинными ресницами. «Это из-за солнца, — сказал мне он. — Оно ярче и горячее, чем здесь, поэтому нужно полузакрыть глаза, а природа дарит длинные ресницы для защиты от лучей».

К опалам он относился так же, как Бен Хенникер: был таким же фанатиком. Он рассказывал о тех, что уже нашел, и о тех, что надеется отыскать.

— Не было камня прекраснее Зеленого луча солнечного заката, — говорил он мне, — и получил его Бен. Попросите его показать этот камень вам.

Меня не интересовал Зеленый луч. В этот вечер меня ничто не интересовало, кроме Десмонда. Большая часть гостей была старше нас. Мы танцевали и без конца говорили.

Он сказал мне, что собирается вернуться в Австралию через две-три недели. Он спешил вернуться, потому что открыл «страну опалов». В этом он был уверен и хотел скорее исследовать местность. Чтобы начать разработки, потребуется много денег, но Бен и его компаньоны заинтересовались проектом. У него было особое чутье. Некоторые старатели смеялись над ним, они считали, что это фантазия Десмонда. Но он верил всей душой. Он собирался сколотить состояние из своей фантазии.

— Я это чувствую, Джесси, — говорил он. — Это земля опалов. Сухая земля, покрытая кустарником. Равнина, буш, почти нет лесов, только малга, особого вида акация, и трава. Выгоревшая земля с пересохшими водоемами, она говорит сама за себя. Там что-нибудь да есть: золото или олово, может быть вольфрам или медь, но что-то говорит мне, что там опалы… драгоценные опалы.

Он говорил возбужденно, и я невольно воодушевилась.

Мы говорили… О, как мы говорили! Я только тогда поняла, как летит время, когда часы пробили полночь. Переодеться после бала мне помогла Ханна, одна из наших служанок, оставшихся в Оукланде. Она была моей ровесницей и вероятно поэтому хорошо понимала меня. Мадди тоже помогла: ждала меня в Дауэр Хаузе и открыла дверь. Без них я не могла бы вернуться незамеченной: Мне нужно было заручиться только молчанием Мириам. Это было легко — она хотела лишь, чтобы я рассказала ей про бал. Она была полностью на моей стороне и считала, что это удивительное приключение.

На следующий день Ханна принесла к ручью мое платье и записку от Десмонда: он должен сейчас же увидеть меня.

Конечно, я пришла. Мы гуляли по Оукланд Парку и без конца говорили. В этот день я снова отправилась в Оукланд Холл к обеду. Я знала, что слуги рады мне. Ханна говорила, что им нравится работать у мистера Хенникера, но я всегда была их любимицей, поэтому то, что я, хоть и единственная из всей семьи, подружилась с ним, радовало их.

Ханна сказала:

— Они говорили о вас и мистере Десмонде Дерхэме. Они думают, что вы прекрасная пара.

Это было чудесно. Ты, конечно, догадываешься, что мы влюбились и были абсолютно уверены, что никто другой не нужен для каждого из нас. Это правда. Ты должна поверить мне, Опал, несмотря на то, что случилось. Я знаю, они все ошиблись, все, что они утверждают, ложь. Я никогда ни одной минуты не верила… даже в самые худшие, тяжелые минуты. Я знала, что это неправда. Он не уехал через три недели, как собирался. Он сказал, что возьмет меня с собой, мы поженимся и поедем вместе.

— Как тебе понравится быть женой старателя, Джесси? — говорил он. — Это нелегкая жизнь, но неважно, мы добудем сокровища, как Бен, и тогда все, что ты пожелаешь, будет твоим.

Каждую ночь я выскальзывала из дома и через мостик бежала в парк, где он ожидал меня. Я не могу описать блаженство этих сентябрьских ночей. Мне бы это не удалось, если бы не Ханна и Мадди.

Они были очень добры ко мне. Мне приходилось хитрить, чтобы мама ни о чем не догадалась. Не могу понять, как мне это удавалось.

Мы все тщательно обдумали. Мы собирались пожениться через три недели. Десмонд должен был получить специальное разрешение, и затем мы вместе отправились бы в Австралию. Мы никому об этом не сказали… даже Бену. Я была уверена, что Бен помог бы нам, но Десмонд сомневался в этом. Казалось, Бен видит во мне хрупкую маленькую куколку, которую нельзя подвергать трудностям жизни, а жизнь в лагере старателей отличалась от той, которую я вела в нашем прелестном Дауэр Хаузе. Я знала это и готовилась к новой жизни. Итак, мы решили пока ничего не говорить даже Бену.