Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская Страница 20

– Вот еще придумал, чтобы вои дружинные по сугробам ягоды за птицами подбирали! – возмутился второй десятник.

– Есть захочешь и не туда залезешь, – отмахнулся Горшеня. Он твердо решил, что люди Олексича голодать при нем не будут, и изыскивал все новые и новые способы добыть пропитание. Старый десятский помалкивал, что уже послал сына и Нижатку тайком проследить за местными, где они и как ловят рыбу. Покупать у вороножских улов по безбожной цене Горшеня не собирался.

5

Демьян пошел со своими собирать мерзлый терн. В тайне он надеялся, что дева опять выйдет на лед или по какой надобности будет крутиться у городни. Но за стенами заставы ольговцев встретила унылая пустота. Пока вои ползали в овраге на коленях, выискивая маленькие сморщенные ягодки, и радуясь, как дети, каждой находке, Олексич с мрачным выражением лица бесцельно мерял сугробы. Память услужливо подсовывала то теплые девичьи губы, то лучистые глаза, то нежные ручки. «Побоялась она, что я обману, сделаю, как князь советовал, что бесчестье ей будет. Вот и не показывается, а если бы я встретил ее еще раз, так все бы объяснил… Если бы встретил…»

Вернулись под вечер, голодные и уставшие. Проня, оставленный за кашевара, суетился у очага, помятое лицо, говорило о том, что он проспал счастливым богатырским сном до заката, и еды сотоварищам придется ждать долго.

– Тебя, дурень, зачем оставляли! – накинулся на него Первуша. – Есть охота, аж животы сводит, а он только котел на огонь ставит.

– Да я не виноват, то домовой меня одурманил, сон напустил, – оправдывался Проня, роняя под ноги черпак. – Говорил я, задобрить его нужно, кашки на ночь в уголок поставить, а то проказничать начнет. Не дали, вот и озорничает.

– Я те сейчас как дам тем черпаком по макушке, так и домового задабривать не придется, в следующий раз каша сама вариться станет, – пригрозил десятник, показывая нерадивому кашевару кулак.

– Ну, здесь дело долгое, – махнул рукой Демьян, – пойду я к князю. Горшеня отсыпь терну, снесу.

В горнице у князя было томно жарко. Александр в одной исподней рубахе валялся на широкой лавке.

– Явился? – лениво протянул он, потягиваясь. – Где бродили? Опять за перепелами ходили?

– Вот, княже, побаловаться тебе принес, – Демьян поставил на стол невысокий туес с мерзлым терном.

– Сметливые у тебя людишки, – подивился Александр, подсаживаясь к столу. – Слышал, воевода из Чертовиц вернулся? Говорит, кабанчики в округе появились, на охоту зазывает. Завтра поедем, косточки поразомнем, это тебе не перепелки. Эх, на вепря бы выйти в одиночку да местным носы утереть! – молодой князь мечтательно прикрыл глаза.

– Это да, – согласился Демьян.

В дверь робко постучали.

– Входи! – крикнул Александр.

Появилась нечесаная голова меньшого Горшеньки.

– Я это… мне Демьяна Олексича надобно, – промямлил он, низко кланяясь.

– Ну, чего там стряслось? Первуша Проньку черпаком убил? – усмехнулся боярин.

– Да нет…, – замялся парнишка, растерянно поглядывая на князя.

– Говори уж, – махнул рукой Демьян.

– Там к тебе девица приходила.

Олексич так быстро рванул к Горшеньке, что чуть не опрокинул стол, Александр на лету подхватил, готовый рассыпаться синими ягодами, туес.

– Тише ты, окаянный, – засмеялся он.

– Что за девка? Какая из себя? – Демьян нетерпеливо дернул отрока за рукав.

– Красивая такая, – Горшеня описал в воздухе руками довольно дородную фигуру.

– Может такая? – Олексич нарисовал более стройный стан.

– Де нет, боярин, вот такая, – опять широко развел руки парнишка. – Я же говорю, красивая.

– А роста? – у Демьяна еще была надежда.

– Вот такая, – провел Горшенька гораздо ниже, чем хотелось бы боярину.

– Ай, да Робша! Всех местных девок околдовал, сами к нему приходят! – князь заливисто расхохотался.

Демьян равнодушно отвернулся, возвращаясь к столу.

– Она передать просила…, – начал отрок.

– Ступай! – одернул его Олексич.

– Как это ступай? – замахал руками князь, подмигивая Горшеньке. – Сказывай, что она там боярину передала.

– Сказала, дескать, ее хозяйка прощения у Демьяна Олексича просит, а за, что он, мол, сам ведает. Да, чтобы на нее не серчал, гостинец ему шлет.

Под ошеломленным взглядом Демьяна Горшенька метнулся в сени, занес огромный узел и с поклоном поставил на стол.

– Вот, – выдохнул он.

– А как хозяйку зовут, ты спросил?! – разволновался Олексич.

– Так я думал, ты ведаешь, – парень удивленно захлопал ресницами.

Князь снова расхохотался.

– Дурень, ты, дурень, – вздохнул Демьян.

– Давай уж смотреть, что там за подарочек, – Александр нетерпеливо начал развязывать края большого шерстяного платка, в котором оказался берестяной короб.

– Ого, – присвистнул он, доставая большой пшеничный каравай. – Теплый, представляешь, еще теплый!

От вида аппетитной румяной корочки все трое сглотнули слюну.

– Кто же она – твоя зазноба? В городце голодно, князья ржаной хлеб напополам с лебедой едят, а тут такое богатство, – Александр опять запустил руку, выставляя на стол небольшой горшочек, горло которого было перевязано тряпицей. – Мед! Мед! – закричал он, сдергивая холщевую крышечку.

Демьян наклонился над горшком, там был не хмельной напиток, не сбитень, а самый настоящий мед, летний дар трудолюбивых пчел, растопленный чьей-то заботливой рукой, и от того янтарный и тягучий. Парень не удержался и обмакнул мизинец, золотая капля игриво побежала по пальцу, приятно холодя кожу.

На дне короба оказалась рубаха из искусно сработанного тонкого сукна, окрашенная в зеленый цвет с узором из диковинных цветов и длинноногих петушков по вороту и подолу. Воистину княжеский подарок! Демьян, глупо улыбаясь, таращил глаза на щедрый девичий дар.

– Вот тебе и дочь воротника! – изумленно выронил Александр. – Хорошо здесь воротники живут. Робша, а не податься ли нам в дозорные вороножские, а? Как думаешь?

Олексич не хотел думать. Осознание, что дева его помнит и привечает, затмевало все остальное. Он отрезал от каравая одну треть и отложил на стол, большую часть сунул Горшеньке:

– На, отцу отдай, путь поделит на наших. Ступай.

Отрок с поклоном удалился.

Князь с боярином, осенив себя распятием и прошептав молитву, сели есть, макая пшеничные ломти в мед.

– Послушай Робша, забудь ты эту деву, – неожиданно сухо сказал князь.

– Как? – Демьян перестал жевать.

– А так, – Александр слегка кашлянул в кулак. – По всему выходит разбойника она дочь, с бродниками якшается.

– Да ты о чем? – Олексич подался вперед, упирая руки в стол.

– А о том. Ты выслушай, а потом брови хмурить станешь. Посуди сам, у кого сейчас добра столько может быть, только у татей, что на чужое зарятся. Остальные впроголодь живут.

– Не нам чужое добро