На острове любви - Шерил Сойер Страница 20

— Но совсем непохожа на нашу.

Видно, Ги де Ришмон решил отвлечь графиню де Кавиньяк от своей юной знакомой.

— В охотничьей сцене мадемуазель де Нови хотелось бы увидеть чуть больше труда и грязи. Я согласен с ней: даже наши французские картины, изображающие охоту, кажутся чересчур аккуратными.

— Я говорю о коренных жителях, — насмешливо заметила Айша, явно разозлив хозяйку. — Эта картина соответствует тому, что Руссо рассказывает об индейцах, живущих на островах Карибского моря. Все это чепуха.

— Насколько я помню, Руссо не идеализирует острова Карибского моря, — вставила Софи де Бувье. Ее мечтательное настроение совсем исчезло. — Он считает, что коренные жители ведут очень простой образ жизни.

— Но он все-таки идеализирует их. Он заставляет их прыгать по джунглям, будто они свободные духи, собирать фрукты, когда они голодны, причем каждый из них живет в своей маленькой естественной вселенной, принимая решения только за себя.

Этот порыв эмоций привлек внимание гостей, все головы повернулись к Айше, но она уже не могла остановиться.

— Вы знаете, что происходит с людьми, которые пытаются жить самостоятельно в такой стране, как эта? — Она указала на гобелены. — Возможно, они и свободны, но эта свобода недолговечна. Они рано умирают. А если природа не сведет их в могилу, это сделает человек. Как может Руссо утверждать, что жизнь на островах Карибского моря свободна? До того, как на этих островах появился белый человек, там было каннибальство. А завоеватели из племени Руссо, прибыв туда, истребили коренных жителей. Их больше нет. Их выкорчевали из родной земли, словно сорную траву. Руссо может приводить их в пример, сколько ему заблагорассудится: он никогда не встретит жителя с островов Карибского моря, который возразит ему. — Айша с горечью посмотрела на гобелены. — Это ложь. Эта красота отравляет сознание. На гобеленах отражена кипучая жизнь, но изображенные на них люди давно погибли. Их убили руки, которые ткали материал для гобеленов.

Все, кроме Айши, поняли, что она зашла слишком далеко. Софи де Бувье подошла к ней и тихо сказала:

— Теперь вы должны признать, что существует разница между теми, кто наблюдает за событиями жизни людей, как месье Руссо, и художниками, сотворившими это произведение, а также искателями приключений, которые завоевывают новые миры.

— То есть, по-вашему, люди, открывающие новые рубежи, более жестоки, чем те, кто сидят дома? Не согласна. Я вижу жестокость везде.

Хозяйка, улучив момент, пошла дальше, и все последовали за ней. Остался только Ги де Ришмон. Удаляясь, Софи де Бувье сказала:

— Я совсем разочаровалась в вас. Даже не буду спрашивать, согласны ли вы с мадемуазель. Не хочу мешать вашему общению.

Ги взял руку Айши:

— Думаю, нам следует присоединиться к гостям.

Айша склонила голову:

— Я была дерзка?

— Да.

— Вы согласны со мной?

— Да, со всем, что вы говорили про индейцев. Что же касается Руссо, то он великий и оригинальный ум нашего века. Его так просто не сбросишь со счетов. И не найдешь того, кто превзошел бы его, как выразилась бы мадам де Бувье.

Одобрив ее поведение, Ги утихомирил бы чувства, бушующие в ее душе. А теперь Айша шла рядом с ним, испытывая отчаянное недовольство всеми. Они присоединились к гостям, стоявшим у большого стола, на котором были разложены иллюстрированные книги. Жервез де Моргон, бросив проницательный взгляд на Айшу, снова прислушался к словам хозяйки.

Айша смотрела на открытую книгу о путешествиях по колониям. Мадам де Кавиньяк опять выказала слабые познания в географии. Ей удалось лишь сообщить, что на этом рисунке изображена плантация. Один из гостей наклонился, прочитал подпись под рисунком и сказал, что в нем отражен эпизод из жизни на Гваделупе. Художник нарисовал огромное поле, засаженное сахарным тростником, черных людей, склонившихся в неестественных позах над растениями. Айша пыталась не смотреть, но не могла оторвать взгляда от рисунка. Ей казалось, будто ее душат, и она схватилась рукой за горло. Похоже, больше никто не почувствовал, что в комнате неимоверно жарко.

Хозяйка указала на какое-то украшение, висевшее на стене за столом. На этот раз она блеснула знанием подробностей и испытала облегчение — наконец ей удалось хоть что-то сказать.

— Видите, как перья образуют эту прелестную форму веера: присмотритесь, и вы поймете, что украшение сделано из перьев колибри. Спицы веера сделаны из клювов этих птиц. Все исполнено очень оригинально. Этих птиц ловят при помощи палок, концы которых смазаны смесью клея с медом, затем через задний проход вытаскивают их внутренности. Птиц высушивают и складывают вместе, так получается веер. Как по-вашему, разве эти перья не прелестны?

Айша с ужасом взирала на крохотных птичек. На нее нахлынули воспоминания о ночи, проведенной в «Каскадах», в доме мадам. Они возникли перед ее глазами во всей своей жестокой действительности. Айша помнила слезы мужчины, страх женщины, когти птицы, поцарапавшие ей палец. Даже эти маленькие птички не ускользнули от острых взоров европейцев, думавших только о том, как лишить жизни других существ. Айша задрожала, испытав то же ощущение, что и в церкви Орлеана, но сейчас у нее была возможность скрыться и выждать, чтобы прошлое не задушило ее.

Направившись к двери, Айша рванула ее на себя и вышла в пустой коридор. Напротив была еще одна дверь. Открыв ее, она оказалась в библиотеке, освещенной лишь огнем небольшого камина. Айша сделала несколько шагов и опустилась на колени. На этот раз рядом не было священника, который мог бы спасти ее: теперь ей одной придется нести это тошнотворное бремя. Положив обе руки на холодный пол, она закрыла глаза. Этого не следовало делать. Словно искры из камина, из темноты к ней устремились искалеченные люди. Она увидела вереницу образов — жестокие голубые глаза хозяина, лицо Жозефа, похожее на маску смерти, Лори, по щекам которой струились слезы, и худое лицо парня по имени Мойз, изо рта которого текла кровь. Айша поднесла руку к губам, чтобы не вскрикнуть, и открыла глаза.

На коленях перед ней стоял Ги де Ришмон.

— Вы больны. Позвольте помочь вам.

— Уходите, — почти рыдая, вымолвила она.

— Идемте! — Ги встал, поднял Айшу и отнес к дивану. Айша дрожала так сильно, что не могла говорить. Она наклонилась и прижалась к подлокотнику дивана. — Что стряслось? Вы должны рассказать мне. — Не получив ответа, Ги сказал: — Тогда я приглашу