Джулия Куин - Где властвует любовь Страница 22

Колин открыл рот, намереваясь прервать ее: мол, что сделано, то сделано, но слова так и сыпались у нее изо рта, и он невольно заинтересовался.

– Мне надо было отойти, как только я сообразила, что это твой дневник, – продолжила Пенелопа, – но, прочитав первую фразу, я не могла оторваться! Колин, это замечательно! У меня такое чувство, словно я побывала там сама, прошлась по теплому песку и окунула ноги в прибой. Ты так образно все описал. Каждый знает, какой бывает вода в ванной через полчаса, после того как ее наполнили.

В течение нескольких секунд Колин просто смотрел на нее. Он никогда не видел Пенелопу такой оживленной, это было непривычно и вместе с тем… очень приятно. В особенности все это волнение по поводу его дневника…

– Так тебе… понравилось? – спросил он наконец.

– Понравилось? Да я в восторге! Я…

– Ох!

Волнуясь, она слишком сильно сжала его раненую руку.

– Ой, прости, – поспешно сказала Пенелопа, ослабив хватку. – Колин, мне просто необходимо знать, что произошло дальше. Я не вынесу, если ты оставишь меня в неведении.

– Да ничего особенного, – скромно отозвался он. – Отрывок, который ты прочитала, не слишком волнующий.

– Да, скорее он носит описательный характер, – согласилась Пенелопа, – но это очень яркое и увлекательное описание. Я словно увидела все собственными глазами. Правда, там не было… о Господи, как же это объяснить?

Колин обнаружил, что с нетерпением ждет, когда же она сформулирует свои мысли.

– Довольно часто, – продолжила она наконец, – когда читаешь описания других мест, они кажутся какими-то далекими… даже нереальными. Тебе же удалось вдохнуть в свой рассказ жизнь. Каждый может написать, что вода теплая, но чтобы читатель ощутил ее тепло и шелковистость? Я как будто прошла по берегу вместе с тобой, утопая ступнями в песке.

Колин улыбнулся, до смешного довольный ее похвалой.

– Да, и пока я не забыла… Есть еще одна гениальная вещь, о которой я хотела бы упомянуть.

Теперь он уже ухмылялся как идиот. Гениальная! Отличное слово.

Пенелопа подалась ближе.

– Ты показал читателю свое отношение к тому, о чем пишешь. Это уже нечто большее, чем путевые заметки, потому что они окрашены личными переживаниями.

Колин понимал, что напрашивается на комплимент, но не удержался и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если вспомнить… можно, я возьму твой дневник, чтобы освежить память?

– Конечно, – отозвался он. – Позволь мне открыть тебе нужную страницу.

Пенелопа пробежалась глазами по строчкам и нашла отрывок, который искала.

– Вот. Здесь ты пишешь о том, что Англия – твоя родина.

– Даже забавно, что путешествия творят с человеком.

– Что именно? – заинтересованно спросила она.

– Заставляют ценить свой дом, – тихо отозвался он.

Пенелопа устремила на него серьезный взгляд:

– И тем не менее ты постоянно уезжаешь. Колин кивнул:

– Ничего не могу с собой поделать. Это как болезнь.

Пенелопа рассмеялась, и это прозвучало неожиданно мелодично.

– Не смеши меня, – сказала она. – Болезни наносят вред здоровью, а путешествия оказывают на тебя благотворное воздействие. – Она опустила глаза и размотала салфетку, чтобы взглянуть на рану. – Кровотечение почти прекратилось.

– Почти, – согласился Колин, хоть и подозревал, что оно прекратилось полностью. Но как только Пенелопа решит, что он больше не; нуждается в ее заботах, она тут же уйдет.

Вряд ли ей хочется уходить, но таковы ее понятия о приличиях. К тому же она, вероятно, думает, что таково его желание.

Ничто, вдруг с изумлением понял Колин, не могло быть дальше от истины.

И ничто не могло удивить его больше.

Глава 6

У каждого есть свои секреты. В особенности у меня.

– Жаль, что я не знала, что ты ведешь дневник, – заметила Пенелопа, снова затягивая салфетку на его руке.

– Почему?

– Ну, не знаю. – Она пожала плечами. – Разве не интересно обнаружить, что человек представляет собой нечто большее, чем кажется на первый взгляд?

Колин помолчал, затем неожиданно для себя спросил:

– Тебе действительно понравилось?

Пенелопа улыбнулась. Колин пришел в ужас. Невероятно! Чтобы он, один из самых популярных и утонченных представителей высшего света, опустился до уровня застенчивого школяра, готового ловить каждое слово похвалы.

И от кого? От Пенелопы Федерингтон, Бог ты мой!

Не то чтобы с Пенелопой было что-нибудь не так, поспешил напомнить он себе. Просто Пенелопа… – это Пенелопа.

– Конечно, понравилось, – отозвалась она с мягкой улыбкой. – Я же тебе сказала.

– А что тебя больше всего поразило? – спросил он, решив, что уже достаточно наговорил глупостей, чтобы останавливаться сейчас.

Она лукаво улыбнулась:

– Вообще-то твой почерк. Он оказался куда более аккуратным, чем можно было вообразить.

Колин нахмурился:

– И как это следует понимать?

– Мне трудно представить тебя склонившимся над столом и усердно выводящим буквы, – ответила она, сжав губы, чтобы подавить улыбку.

Если Колин и нуждался в поводе для праведного негодования, то получил его.

– Да будет тебе известно, что я провел долгие часы в классной комнате, склонившись над столом, как ты изволила выразиться, и практикуясь в каллиграфии.

– Неужели? – сочувственно вымолвила она.

– Угу, – отозвался он.

Пенелопа опустила глаза, явно стараясь скрыть улыбку.

– Так что у меня прекрасный почерк, – добавил он тоном капризного мальчишки.

– О да, – согласилась она. – Особенно мне понравились завитушки. Очень изящно исполнено. У тебя талант.

– Ты уверена? – поинтересовался он с самым серьезным видом.

– Абсолютно, – заявила она, подражая его тону.

Колин улыбнулся, затем отвел глаза, ощутив вдруг необъяснимую робость.

– Я рад, что тебе понравился мой дневник, – сказал он.

– Очень, – задумчиво отозвалась она. – Все так увлекательно и живо написано, и потом… – Она отвернулась, покраснев. – Ты подумаешь, что я ужасно глупа.

– Никогда, – пообещал он.

– Видишь ли, у меня возникло ощущение, что ты получал удовольствие, когда писал эти строки.

Колин ненадолго задумался. Ему не приходило в голову, что он получал удовольствие, делая заметки в дневнике.

Просто он не мог иначе. Как можно путешествовать по дальним странам и не записывать, что ты видел, что испытал и, самое главное, что чувствовал?

Но, оглядываясь назад, он осознал, что каждый раз, когда ему удавалось сочинить удачную фразу, точно выражавшую его мысль, его охватывало странное удовлетворение. Колин отлично помнил, как он писал тот отрывок, который прочитала Пенелопа. Он сидел на берегу, закатное солнце согревало его плечи, влажный песок щекотал босые ступни. Это был божественный миг, полный неги, которую можно ощутить только в разгар лета (или на средиземноморском побережье), и пытался придумать, как описать воду.