Филиппа Грегори - Земные радости Страница 22

Он опустил тяжелый орех, гладкий как камешек, на ладонь Элизабет.

— Что это?

— Каштан.

— Но он такой большой и круглый!

— Новый каштан. Купец уверял, что из ореха вырастет большое дерево. Вроде наших каштанов, но с цветками как у розы, а окрас — как у яблоневых лепестков. И в кожуре у него только один каштан, а не два, как у нашего, и кожура не колючая, а вощеная и зеленая, с несколькими острыми колючками. Купец продал эти каштаны за девять фунтов и получит еще восемнадцать, если из них вырастут деревья. Хочу отдать один орех тебе.

Элизабет вертела тяжелый каштан в руке. Коричневый и блестящий, он казался совсем темным на фоне ее мозолистой ладони.

— Давай я посажу его в саду.

Джон тут же поморщился, подумав о прожорливых цыплятах.

— Посади его в горшок и поставь где-нибудь на виду, — посоветовал он. — Почву хорошо перемешай с навозом. И добавляй воду в поддон, каждый день понемножку. Может, он вырастет для тебя.

— А ты не пожалеешь о своем драгоценном каштане, если он откажется расти?

Джон сомкнул пальцы вокруг ореха и нежно ответил:

— Он твой. Делай с ним что угодно. А вдруг тебе повезет? Может, теперь, когда мы женаты, нам повезет обоим.

Джон провел с женой в Меофеме целый месяц. Когда настало время возвращаться в Теобальдс, в их жизни появился целый ряд новшеств. У Элизабет на заднем дворе красовался миниатюрный регулярный садик, засаженный совершенно неподходящими друг другу растениями. Порей, свекла, морковка, лук росли за карликовой живой изгородью, сплетенной из ивовых прутьев и охранявшей сад от прожорливых цыплят. Традескант теперь умел прочитать и написать простой текст. Каштан был посажен в горшок, который стоял на подоконнике; над поверхностью уже показался бледный росток. А сама Элизабет ждала ребенка.

ЛЕТО 1608 ГОДА

— Мальчика нужно назвать Джордж, в честь дедушки, — предложила Гертруда.

Она восседала в лучшем кресле гостиной Элизабет. Деревянная колыбелька стояла рядом с открытым окном; Джон, прислонившийся к подоконнику, тихонько покачивал ее ногой, поглядывая на спящее личико младенца. Кожа у ребенка была темной, глаза — глубокого сиренево-голубого оттенка, волосы — черные и такие же густые, как у Джона. Традескант легонько подталкивал колыбель, подавляя желание поднять сына к лицу и вдохнуть его запах пролитого молока и сливочного крема.

— Джордж Дэвид, в честь его деда и крестного. — Гертруда покосилась на Джона. — Конечно, если вы не назовете его Робертом, как графа; это может убедить его светлость заинтересоваться мальчиком.

Джон посмотрел на сад. Маленький сад-огород чувствовал себя неплохо. За весну Джон засадил еще один квадрат обработанной земли лекарственными растениями, а также травами для приправ и для готовки. Сделал он и ивовый плетень, отгородив дальний угол сада для кур Элизабет. Вдоль заборчика была посажена полынь, которая скрывала сам заборчик, давала курам тень и уберегала их от всякой заразы.

— Или можно дать малышу имя Яков, как у его величества, — продолжала Гертруда. — Хотя вряд ли мальчишке от этого что-то перепадет. Можно еще назвать его Генрих Карл в честь обоих принцев. Правда, ходят слухи, что принц Карл — ребенок болезненный. Ты видел его в Теобальдсе, Джон?

Гертруда посмотрела на зятя. А тот задумчиво высунулся из окна, взвешивая в руке цветочный горшок. Из влажной земли храбро торчал стройный зеленый стволик, увенчанный крошечным пучком листьев.

— Ох, вечно вы с этим горшком! Элизабет тоже на него не надышится, словно он золотой. Я говорила ей: ни один прутик в мире не стоит такого внимания. Но я ведь спросила тебя, Джон, ты встречал когда-нибудь принца Карла? Я слышала, он не совсем здоров.

— Он слабенький. — Джон аккуратно поставил каштановое деревце обратно на подоконник. — Но вроде сейчас ему гораздо лучше, чем в Шотландии. Я редко его видел. Король нечасто бывает с семьей. Когда он приезжает на охоту, то берет с собой только приближенных.

Гертруда наклонилась вперед, горя желанием выяснить подробности.

— И что, они в самом деле такие плохие, как говорят? Судачат, что король обожает герцога Рочестера и осыпает его жемчугами. Король управляет государством, а герцог управляет королем!

— Откуда мне знать, — уклончиво сказал Джон. — Я всего лишь простой садовник.

— Но ты же видишь их!

Джон вспомнил о последнем визите короля. Тот явился без жены Анны, которая в последнее время никуда с супругом не ездила, ее вытеснили молодые люди. Яков, обняв за талию герцога Рочестера, гулял в парке. Потом они сели в беседке, и король положил голову на плечо герцога — точно деревенская девушка, влюбленная в кузнеца. Когда они целовались, придворные отворачивались и делали вид, что занимаются своими делами. Никто не любопытствовал, никто не осуждал. Юный герцог Рочестер был фаворитом каждого, кто желал быть фаворитом короля. Весь двор вращался вокруг его красивой, грациозной фигуры. Мораль придворных беспечно строилась вокруг любви короля к герцогу, и эта мораль позволяла любое выражение страсти, любую степень опьянения. По ночам герцог открыто находился в покоях Якова. Объясняли это тем, что король боится покушения, и ему спокойно, если рядом спит кто-то еще. Однако из внутренней спальни доносились громкие стоны наслаждения и ритмичный скрип королевской кровати.

— Они охотятся, а я пропалываю дорожки, — наконец ответил Джон.

— Я слышала, что королева скучает по мужу, тоскует по нему. Якобы она стала католичкой в поисках утешения… А как там их детки, принцы и принцессы?

Традескант пожал плечами. Он совершенно не собирался вдаваться в детали. Ему не хотелось сплетничать, хотя принцев и принцесс он встречал достаточно часто. Принцесса Мария, совсем ребенок, не была еще представлена ко двору. Принц Генрих, наследник и любимец всего двора, был высокомерным мальчишкой, и его очарование моментально исчезало в приступе ярости. У принцессы Элизабет в полной мере наличествовали и нрав Тюдоров, и их вспыльчивость. А бедный принц Карл, второй наследник, хватая воздух слабой грудью, с трудом произнося слова, бежал на рахитичных ножках за своими более сильными и красивыми старшими братьями и сестрами, надеясь, что они повернутся к нему и обратят на него внимание. Однако они игнорировали его. Они были испорченными и избалованными, первыми детьми четырех королевств, и у них не находилось времени для Карла. Джон, бывало, видел, как отпрыски короля катались на лодке или скакали верхом по парку и никогда не оглядывались на бедного маленького Карла, который с трудом поспевал за ними.