Сильвия Холлидей - Рассвет страсти Страница 22

– Я верю тебе на слово, – вяло отмахнулся от бумаг Ридли. – Гиффорд согласен, что продажа земли – разумный поступок?

– Да. Он уверен, что цена на нее больше не поднимется. А сама земля никудышная.

– Ну так продавайте. Пусть Гиффорд пришлет мне бумаги на подпись. – Он рассмеялся – негромко, язвительно и равнодушно повел плечами: – И насколько богаче я стану, Бриггс?

– По моим подсчетам, чистая прибыль составит примерно две тысячи фунтов. Вполне прилично. – Мягкие серые глаза Бриггса потемнели от каких-то потаенных мыслей.

– Наплевать. Это всего лишь деньги. – Ридли всмотрелся в лицо управляющего и снова засмеялся. – Что, Бриггс, я так и буду для тебя вечным поводом для разочарований? Лишь потому, что равнодушен к своему богатству, тогда как ты – истинный, благородный дворянин – не имеешь ни гроша?

Аллегра слышала, как Бриггс скрипнул зубами. Наконец он овладел собой и ответил сдавленным голосом:

– Я вполне доволен своей жизнью, милорд.

– Бриггс, ты несчастный враль, вот ты кто! Вынужден служить у такого, как я, и вполне доволен? В то время как имеешь полное право обзавестись собственным домом, женой и семейством, если бы только было на что их содержать?

– Я смиренно принимаю то, что ниспослал мне Господь в этой жизни, милорд. – Вид у Бриггса был такой, словно он мучается от физической боли. Аллегра предпринимала героические попытки удержаться на месте, а не ринуться очертя голову в бой на защиту управляющего от несправедливых, нечестных нападок Ридли. А тот продолжал, презрительно кривя губы:

– Достойный ответ достойного джентльмена. Однако ты жил бы намного лучше, если бы твой брат сподобился внезапно помереть и оставить тебе наследство и титул. Как, к примеру, поступил мой брат по отношению ко мне. Но в конце концов даже сейчас тебе ничто не помешает взять в жены богатую девицу, как это сделал я. Тогда ты был бы обеспечен и мог бы вести беззаботную жизнь. Совершенно беззаботную, – горько повторил Ридли, словно обращался па сей раз сам к себе. С мрачной ухмылкой он потянулся к бутылке с джином и надолго припал к ее горлышку.

Бриггс поклонился подчеркнуто вежливо. Его юное лицо хранило следы подавленного гнева и отчаяния.

– С вашего позволения, милорд. Я сию же минуту составлю письмо Гиффорду. – Он снова поклонился и поспешил выйти из кабинета.

Аллегра застыла как изваяние, вне себя от ярости. Так издеваться над Бриггсом…

Однако Ридли по-прежнему не обращал на девушку внимания. Он встал и потянулся – лениво, вальяжно. Распустил завязки на изорванной рубашке и снял ее. На его руках, поросших темным густым волосом, при каждом движении перекатывались мощные мускулы, а в широком развороте плеч и прямой спине чувствовалась огромная сила.

– Подай мне одежду, Рам, – велел виконт ждавшему в молчании камердинеру. – Я чувствую себя оборванцем. – Тут он резко развернулся и пронзил Аллегру взглядом. – Ну? – грозно промолвил Ридли.

Девушка чуть не вскрикнула от испуга. Чего он хочет? Чтобы она поскорее ушла? Или чтобы осталась и была наказана им самим? Чтобы молила о пощаде или – Боже, только не это – стояла как вкопанная, пока он будет раздеваться догола, меняя платье?!

– Не понимаю, что вам угодно, милорд, – несмело промолвила Аллегра.

– Что ты думаешь в эту минуту? Мне надобно это знать.

– Ничего, милорд, – соврала девушка, отводя глаза в сторону.

– Черт побери, перестань оскорблять меня новой ложью! – рявкнул виконт. – Ты прячешь глаза, потому что они говорят сами за себя. И я желаю знать, что ты думаешь. Будь откровенна. Это моя воля.

Аллегра немного поколебалась, но все же отважно посмотрела на виконта.

– Ну что ж. Мистер Бриггс – хороший человек.

– Таков он есть.

– А вы – его хозяин. И можете говорить и делать все, что заблагорассудится.

– Конечно, могу. – Он пожал плечами и устало прищурился. – Эту привилегию у меня не отнимешь.

Она и сама не знала, что разозлило ее больше – это вот непробиваемое равнодушие или вспыхнувшее с новой силой сострадание к Бриггсу, получившему в ее присутствии столь предательские удары. В глазах вскипели злые слезы. Девушка махнула рукой в сторону коллекции кинжалов на стене.

– Вам вряд ли понадобится вся эта груда оружия, – прерывающимся от избытка чувств голосом выпалила Аллегра – Поскольку вы научились наносить раны гораздо более жестоким и болезненным способом. С помощью слов. Таких слов, от которых разбивается сердце любого, кто встретится вам на пути. И за это я вас презираю. – Девушка раздраженно смахнула рукой упрямо набежавшие слезы. – Вот что я думаю в эту минуту, милорд.

Он угрожающе шагнул вперед, моментально побагровев от гнева. На какой-то ужасный миг Аллегре показалось, что из нее сейчас вышибут дух. Но Ридли развернулся и грохнул кулаками по изящному резному столику. Тот рассыпался на куски.

– Вон отсюда, девка, – процедил Грей и тут же обратился к камердинеру: – Рам, я еду в Ладлоу, немедленно. Ты понял?

Индиец кивнул. От Аллегры не укрылось, что было некое тайное послание, которым без слов обменялись эти двое. Безусловно, сэр Грейстон. Я сию же секунду прикажу седлать лошадь.

– Но как же ваша встреча с попечителем в Ньютоне?

– Не сегодня. – Ридли покачал головой и с неожиданным стоном закрыл лицо ладонями. Когда он заговорил вновь, его голос звучал глухо и был полон тоски: – Господь свидетель, я должен поскорее побывать в Ладлоу. Иначе сойду с ума…

Глава 5

Грей Ридли в одних носках пробирался по темным коридорам, держа в неверной руке тусклую свечу. Он пребольно споткнулся о ножку невидимого стола и вполголоса выругался. То, что происходило сейчас, было чистым безумием, и это он прекрасно понимал – по крайней мере той частью своего разума, которая еще не полностью помутилась от джина.

Правда, теперь Грей успел пожалеть, что так налегал на джин. Нынешний визит в Ладлоу был бальзамом для его души. Он принес ему мир – пусть и недолгий. Виконт вернулся в Бэньярд-Холл совсем поздно, поужинал с завидным для нынешнего его состояния аппетитом и заснул как младенец. И видел чистые, невинные и спокойные сны.

Его разбудило пение соловья. Было около четырех часов, судя по тому, что луна уже закатилась. Пение удивительной птицы пробудило в нем множество непрошеных мыслей, роившихся в темноте просторной спальни. Соловьи редко поют в начале июля. Давно миновала весна и пора брачных трелей. Гнезда свиты, яйца отложены, и из них вылупились птенцы. Родители. Потомство. Все вместе, в одном гнезде, как предназначено природой.

И конечно, перед его мысленным взором моментально появилась Руфь. И серое тело мертворожденного младенца, которого он прижимал к груди, обливаясь слезами. Мальчика. Сына. Малыша, который сейчас уже научился бы ходить, вместо того чтобы лежать рядом с матерью под гранитной плитой.