Сидони-Габриель Колетт - Клодина в школе Страница 22

Ко мне тихонько подходит Люс Лантене, сестра главной любимицы начальства, довольная и смущённая представившейся возможностью побеседовать со мной.

– Привет, мартышка! Отвечай: «Здравствуйте, ваша светлость!» Ну-ка давай! Хорошо выспалась?

Я резким движением глажу ей волосы; Люс, судя по всему, это приятно, она улыбается мне зелёными глазами, совсем как у моей прелестной кошки Фаншетты.

– Да, ваша светлость, выспалась.

– А где ты спишь?

– Наверху.

– С сестрой, конечно?

– Нет, она спит в комнате мадемуазель Сержан.

– Там есть вторая кровать? Ты её видела?

– Нет… да… вернее, это тахта. Кажется, Эме говорила, что она раскладывается.

– Она сама говорила? Да ты идиотка! Безмозглая тварь! Слова даже такого нет! Зловонная куча! Отребье!

Люс в страхе убегает, потому что я не только ругаюсь, но и луплю её ремнём (да нет, не слишком сильно!). Когда она уже на лестнице, я бросаю ей вдогонку самое ужасное оскорбление:

– Чёртово отродье! Под стать сестрице! Раскладная тахта! Да я готова стену по кирпичику разобрать! Надо же, она ни о чём не догадывается! Впрочем, Люс сама кажется довольно порочной – глаза у неё как у русалки. Я не успеваю перевести дух, когда подходит дылда Анаис и интересуется, что со мной стряслось.

– Ничего, просто поколотила малышку Люс, надо же ей немного размяться.

– Тут что-нибудь случилось?

– Нет, никто ещё не спускался. Поиграем в шары?

– Во что? Но у меня нет девяти шаров.[7]

– Я прихватила те, что выиграла у тебя. Давай устроим погоню.

Погоня получается очень резвая, шары с шумом сталкиваются. Я долго целюсь, прежде чем пустить довольно рискованный шар. Но Анаис вдруг говорит: «Глянь-ка!»

Во дворе появляется Рабастан. На удивление рано. Впрочем, прекраснейший Антонен уже прифрантился и весь сияет – пожалуй, даже чересчур. При виде меня его лицо озаряется, и он прямиком направляется к нам.

– О мадемуазель Клодина, воодушевление, с каким вы играете, придаёт вашему облику новые краски.

До чего смешон этот увалень! Однако, чтобы позлить дылду Анаис, я гляжу на него ласково, приосаниваюсь и хлопаю ресницами.

– Сударь, что привело вас к нам в такую рань? Учительницы ещё у себя.

– Не знаю, право, как и сказать… Жених мадемуазель Эме вчера вечером не обедал с нами. Говорят, его видели в ужасном состоянии. Как бы то ни было, он ещё не вернулся. Боюсь, не стряслось ли с ним чего, надо предупредить мадемуазель Лантене о болезни жениха.

«Болезни жениха…» Как ловко этот марселец выражается. Ему бы «оповещать о смертях и несчастных случаях». Итак, развязка приближается. Ещё вчера я и сама порывалась предостеречь грешницу Эме, но сейчас вовсе не желаю, чтобы он её предупреждал. Пусть ей будет хуже! Сегодня я чувствую себя злой и жажду зрелищ, и потому делаю всё, чтобы удержать Антонена около себя. Нет ничего проще: достаточно с наивным видом захлопать ресницами и склонить голову, чтобы волосы свободно спадали вдоль лица. Рабастан мгновенно заглатывает наживку.

– Сударь, а правда, что вы сочиняете очаровательные стихи? Мне говорили об этом в городе.

Разумеется, это чистейшая ложь, но я готова выдумать что угодно, лишь бы помешать ему подняться к учительницам. Он краснеет и, растерявшись от радостного изумления, лепечет:

– Кто мог вам сказать? Нет, я не заслуживаю… Странно, не помню, чтобы я кому-нибудь об этом говорил.

– Видите, скромность не препятствует славе (я изъясняюсь в его стиле). Не сочтите за бестактность, если я попрошу вас…

– Умоляю, мадемуазель, видите, как я смущён… Я мог бы прочесть вам лишь неумелые любовные… но вполне невинные стихи, – мямлит он. – Естественно, я никогда бы не осмелился…

– Ой, сударь, кажется, звонок, вам не пора в класс?

Пусть он наконец убирается отсюда! Сейчас спустится Эме, он её предупредит, та примет меры, и мы ничего не увидим.

– Да… Но ещё рано, это сорванцы-мальчишки дёрнули за цепочку, ни на секунду нельзя их оставить. А моего напарника всё нет. Так трудно одному за всем уследить.

Какая непосредственность! Как это он умудряется «следить за всем», флиртуя со старшеклассницами!

– Придётся пойти их наказать, мадемуазель. Но мадемуазель Лантене…

– Вы предупредите её в одиннадцать, если ваш коллега к тому времени не обнаружится, что, впрочем, было бы удивительно. Может, он появится с минуты на минуту.

Иди-иди, наказывай, зануда-толстопуз! Ты уже достаточно трепал языком, достаточно улыбался, мотай отсюда! Ну наконец-то!

Слегка задетая тем, что Антонен не удостоил её своего внимания, дылда Анаис заявляет, что он в меня влюблён. Я пожимаю плечами.

– Давай доиграем, всё лучше, чем чепуху городить.

Мы заканчиваем партию, меж тем приходят остальные. В последний момент спускаются учительницы. Они не отходят друг от друга ни на шаг.

Эта гадкая вертихвостка Эме ребячится на потеху рыжей директрисе.

Все расходятся по классам, директриса вверяет нас попечению своей любимицы, и та начинает проверять домашнее задание.

– Анаис, к доске. Прочтите условие задачи. Задача довольно сложная, но у дылды Анаис – математический дар, она с замечательной лёгкостью расправляется с самолётами, стрелками часов и пропорциями. Ах, моя очередь!

– Клодина, к доске. Извлеките корень квадратный из двух миллионов семидесяти трёх тысяч шестисот двадцати.

Я испытываю непреодолимый ужас перед этими хреновинами, которые надо извлечь. И потом, мадемуазель Сержан нет, и я внезапно решаю сыграть злую шутку со своей бывшей подругой. Сама напросилась, предательница! Водрузим знамя мятежа! У доски я тихо говорю «нет» и трясу головой.

– Как нет?

– Мне сегодня не хочется извлекать корни. И вообще, я знать не знаю, что это такое.

– Клодина, вы в своём уме?

– Не знаю, мадемуазель. Но я наверняка заболею, если извлеку этот или какой-нибудь другой корень.

– Хотите, чтобы я вас наказала, Клодина?

– Всё что угодно, только не корни. Я не отказываюсь, просто я не в состоянии их извлекать. Поверьте, мне очень жаль.

Класс топает ногами от радости. Эме выходит из себя.

– Будете вы слушаться или нет? Вот доложу мадемуазель Сержан, тогда посмотрим!

– Повторяю, я в отчаянии.

И мысленно кричу: «Ах ты, маленькая дрянь! Я ничуть не обязана считаться с тобой, и вообще, берегись, ты у меня ещё попляшешь!»

Она спускается с учительской кафедры и направляется ко мне, по-видимому, надеясь напугать. Мне с большим трудом удаётся сдержать смех и сохранять почтительно-сокрушённое выражение лица. Она такая маленькая! На голову ниже меня. Класс в диком восторге. Анаис жуёт кусок карандаша – дерево вместе с грифелем.