Хизер Гротхаус - Нежная обманщица Страница 22

— Симона, иди спать.

Она на мгновение застыла, потом подчинилась — пробежала к кровати и легла на бок на самом краешке матраца. Гордость ее страдала, но Симона отдавала себе отчет, что испытывает неимоверное облегчение. По какой-то причине этот брак нужен Николасу не меньше, чем ей.

— Что мы будем делать с Дидье? — шепотом спросила она. — Наверное, у нас будет очень необычный брак, если мы не способны на… супружеские отношения.

— Мы решим этот вопрос, когда вернемся домой, — спокойно ответил Ник.

Симоне показалось, что перед ней мелькнула искра надежды. Впервые за долгое время ей захотелось улыбнуться. Сейчас она чувствовала себя очищенной от грехов, ведь она рассказала мужу всю свою историю. Она и сама не понимала, откуда взялось это ощущение.

Ник зевнул.

— Симона, погаси свечу. Утром я покажу тебе Лондон.

Она протянула руку, и через мгновение комната погрузилась во тьму. Поленья в очаге давно догорели, чуть тлеющие угли отбрасывали на стены лишь слабые красноватые блики.

— Спокойной ночи, милорд, — улыбнувшись, сказала Симона.

Николас что-то пробормотал и перевернулся на другой бок, матрац отчаянно заскрипел под ним. Симона вздохнула и тихонько прошептала:

— Спокойной ночи, Дидье.

Глава 8

Ник сдержал слово. Следующие две недели после свадьбы превратились для Симоны в сплошной водоворот развлечений. Ее муж оказался очень внимательным, водил свою молодую жену по лавкам, рынкам и приемам в бесчисленных домах знати. Несколько раз новобрачные даже обедали с королем и королевой. Казалось, Нику доставляет удовольствие хвастаться женой при каждом удобном случае. Он накупил ей массу безделушек и украшений, лент, отрезов ткани и одну очень странную вещь — маленькое перышко какой-то экзотической птицы.

Симона была поражена, когда, выйдя из лавки, Николас вручил ей этот почти невесомый подарок.

— О, благодарю, Николас. Какое оно красивое! Но для чего это перышко? Оно слишком маленькое, чтобы писать.

Ник ухмыльнулся. У Симоны дрогнуло сердце.

— Оно не для письма. И не для тебя. Оно для Дидье.

— Для меня? — Дидье выбрался из-под тележки разносчика и вцепился Симоне в руку. — Дай мне его, сестрица!

Симона бросила на мужа смущенный взгляд и протянула перышко брату. Дидье завопил от восторга:

— Мерси, милорд! — и бросился в толпу, размахивая своим подарком и издавая различные птичьи трели.

Симона рассмеялась:

— Дидье благодарит тебя, Николас, но я не…

— Смотрите! — воскликнула толстая дружелюбная служанка с корзиной свеклы в руках. — Ветер унес ваше чудесное перышко, миледи! — И она указала толстым пальцем на море голов. — Вон оно, вон! Какая жалость!

Симона во все глаза смотрела на мужа. Его ухмылка стала еще шире. Он взял жену под руку и повел дальше, наблюдая за курсом Дидье по диким метаниям белого перышка.

Симона слегка пожала руку мужа. Сегодня она узнала о нем нечто новое — он такой выдумщик! И очень внимательный. Дидье почти ничего не может удерживать долго, но перышко ему под силу.

Однако Николас был хитер. Симона подозревала, что причина его щедрости в том, что он желает сам обнаруживать местонахождение Дидье.

Несколько ночей, проведенных с мужем в широкой теплой постели, но лишь в платоническом общении, оказались значительно более суровым испытанием, чем предполагала Симона. Иногда ей казалось, что Ник ее сейчас поцелует, она жаждала этого поцелуя, но тут появлялся Дидье, и страсть гасла, как брошенная в Темзу свеча.

Сопровождая Николаса и Симону, Дидье всегда придумывал, чем позабавиться. Его озорные выходки доставляли Симоне немало беспокойства. В семье одного знатного лорда две великолепные белые гончие оказались перемазаны джемом. У толстой дамы на рынке юбка вдруг взлетала выше головы — в таких случаях обычно винили резкий порыв ветра. Фаршированная рыба на королевском пиру вдруг словно бы оживала и начинала подпрыгивать на блюде.

Да, перышко — это прекрасная мысль. Теперь можно следить за сорванцом.

Если бы не общество Армана, которое отец часто навязывал молодым, чтобы при случае попросить у Николаса денег, прошедшие две недели казались Симоне волшебным сном. Иногда она чувствовала уколы ревности, если замечала, что некоторые дамы слишком фамильярно обращаются к ее мужу, но в присутствии жены Николас всегда вел себя безупречно. Дни шли за днями, и в душе Симоны начинала расти и крепнуть дружеская привязанность к мужу.

Единственный случай, когда Нику изменило его добродушное расположение духа, произошел на базаре. Симона высказала желание полюбоваться шерстяными тканями, выставленными в лавке, которую держали монахини одного из монастырей. Ник шел рядом с женой, но, когда они приблизились к лавке, настроение его изменилось, он стал мрачен и неразговорчив. Новобрачные тотчас вернулись домой, и Ник вскоре ушел, объяснив, что вдруг вспомнил о деловой встрече. Вернулся он далеко за полночь, и Симона, которая спала очень чутко, ощутила запах вина и духов.

Она не могла понять, что так сильно на него подействовало, но не решилась спросить, ибо боялась нарушить то хрупкое товарищество, которое возникло между ними. Симона отчасти стыдилась своей робости, ведь она даже не посмела выяснить, откуда взялся этот женский запах. Она не верила, что Ник искал общества другой женщины, но все же…

На следующий день Николас снова превратился во внимательного супруга. Он даже позволил Симоне прочесть письмо, присланное его матерью. В то утро прибыл гонец из Хартмура. Он доставил послание и шкатулку, надпись на которой еще больше укрепила надежды Симоны на крепкий брак.

«Мой дорогой сын!

С удивлением и удовольствием я узнала о причине твоей неожиданной задержки при дворе. Я счастлива, что ты женился, и уже приказала приготовить покои для баронессы.

Я с нетерпением жду твоего возвращения и уверена, что твоя молодая жена очарует меня так же, как и тебя.

Твоя любящая мать Женевьева».

— Я тебя очаровала, Николас? — с удовлетворенной улыбкой спросила Симона, возвращая письмо.

— Конечно, — ответил он и притянул ее к себе на колени. — Тебе не хочется называть меня Ник? В нашей семье все меня так называют.

— Да, Ник, с удовольствием. — Близость мужа волновала Симону, а когда его имя протяжно скатилось с ее языка, оба рассмеялись.

— Думаю, ты поладишь с моей матерью, — улыбнувшись, заметил Ник.

— О… — Симона в упор рассматривала его гладкую, блестящую кожу.