Нэн Райан - Солнце любви Страница 23

Женщина и кагуар-альбинос приблизились к горящим кедровым поленьям. Женщина подняла гибкие руки и трижды хлопнула в ладоши — эхо далеко разнесло этот звук.

Через несколько секунд появилось полдюжины мужчин в коротких белых набедренных повязках и при оружии, глаза их еще хранили следы сна. Образовав полукруг, они безмолвно стояли, все взгляды были устремлены на нее.

Спокойным и тихим голосом она отдала им свои приказания.

Она велела развести огонь посильнее, так чтобы вся пещера наполнилась ярким светом и живым теплом; доставить из спальни ее магическое черное ожерелье; принести полную горсть амарантового семени, почитаемого ацтеками и применявшегося ими при совершении многих обрядов; зажечь сотни коричневых свечей вдоль каменных стен пещеры; затеплить десятки палочек благовонных курений в глиняных плошках; принести большой сосуд с пульке — пьянящим напитком из млечного сока агавы: напитка должно быть достаточно, чтобы пробудить в ней дар видеть то, что сокрыто от других.

Рослые мускулистые воины не обменялись скептическими взглядами при этом последнем требовании и не усмотрели в нем ничего опасного, хотя и знали, что пульке подобен «головокружительному урагану, циклону, несущему зло и порок» и что только старым людям дозволено пить это зелье столько, сколько они пожелают.

Законы и табу, налагающие суровые ограничения на поведение других людей, не были властны над черноволосой женщиной в белых одеждах. Этой ночью в пещере, среди высоких гор, должен был совершиться некий обряд, и верные последователи своей повелительницы не подвергали сомнению ее приказы, а просто выполняли их.

Спустя час после того, как рука, сжавшая ей сердце, вырвала ее из объятий сна, она уже лежала, свободно раскинувшись, перед костром, столь высоким и жарким, что на ее гибком теле выступила испарина и длинное белое одеяние прилипло к разгоряченной коже. Почти вплотную рядом с ней лежал белый кагуар, и в огромных желтых глазах зверя отражались разлетающиеся от костра искры.

Женщина жадно глотала из золотого кубка запретный напиток пульке, понемножку поедала амарантовые семена и лениво теребила пальцами надетое на шею черное ожерелье; тем временем густое голубое марево от курящегося ладана смешивалось с душным жарким воздухом пещеры-святилища.

Воины не присоединились к ней у костра. Они заняли места в почтительном отдалении, словно стояли на страже, не шевелясь, даже не позволяя себе поднять руку, чтобы стереть со лба пот, заливающий глаза.

Внезапно женщина села, обратив глаза к костру.

Ее черные глаза расширились и уставились на пляшущие языки пламени, в обрамлении которых ей явился образ лежащего юноши, умирающего в одиночестве посреди пустыни, залитой светом полной луны. С отчетливостью, не доступной для простых смертных, она видела, что он, израненный, лежит без сознания, что его обнаженная спина кровоточит, скула распухла и приобрела неестественно-пурпурный цвет, а содранные в кровь пальцы сжимают золотой медальон.

И ее сердце.

Из глаз у нее брызнули слезы — слезы гнева. Но также и слезы радости. Он нуждался в ней. В первый раз за все эти годы она понадобилась своему красавцу сыну. Она возьмет его сюда, к себе. Она укроет его в высоких горах Мексики, в этой пещере.

Она не позволит ему умереть.

Женщина отбросила от себя золотой кубок с пульке и высыпала пригоршню амарантовых семян обратно на золотую тарелку. Она поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что тяжелое белое одеяние прилипает к влажному телу.

Голосом мягким, но властным она отдала своим служителям новые приказания.

Они немедленно повиновались, ничуть не смущенные тем, что их повелительница известна как La Extranjera — «Странная госпожа». Они знали ее под другим именем. — Богиня Шочикецаль.

Взмыленный жеребец Педрико Вальдеса, почувствовав отчаянное нетерпение седока, громыхал копытами в бешеном галопе.

Близился рассвет, а они скакали всю ночь. И конь, и всадник дышали с трудом и были измучены вконец, но по-прежнему полны решимости.

Теперь, когда одноглазый слуга из Орильи углядел что-то черное, лежащее на земле около гигантского кактуса, сердце у него зачастило еще больше. Это ощущение немедленно передалось чуткому скакуну, и тот постарался как можно скорее принести хозяина туда, куда он стремился.

Педрико бросил поводья и спешился в нескольких футах от подозрительного черного предмета. Задыхаясь, он опустился на колени и поднял с земли пару черных мужских брюк, разорванных в клочья на коленях, измятых, грязных и местами пропитанных кровью.

Он покачал головой: нет!

Может, это вовсе и не Луиса брюки. Штаны в кровавых пятнах могли принадлежать кому угодно. Это Мексика, до Орильи далеко.

Педрико почти убедил себя в своей правоте, но тут он увидел чуть поодаль пару блестящих черных ковбойских сапог. Один стоял торчком. Другой лежал в песке. В свете восходящего солнца блеснуло маленькое серебряное украшение на лежащем сапоге.

Вот тогда он понял.

Педрико выронил из рук разорванные черные брюки и, подняв сапог, всмотрелся в затяжной ремешок с инкрустированным серебряным клеймом SBARQ. Он уставился на эти буквы, бормоча «нет, нет, нет», но все уже стало ясно. Такая пара сапог имелась только у гордого юного щеголя Луиса Кинтано. Прижимая сапог к груди, Педрико поднялся с земли. Он медленно огляделся вокруг, со страхом ожидая, что в любую секунду его взгляд может упасть на труп убитого мальчика. Но ничего не увидел. Тогда он нагнулся, подобрал второй сапог и тщательно прикрепил роковую находку к задней луке седла.

Педрико Вальдес вновь уселся верхом на ожидающего коня. Расположившись в седле, он еще раз окинул взором угрожающе-тихую суровую землю, которая уже начинала раскаляться, хотя солнце только что взошло. Обреченно вздыхая, он прикидывал в уме, где в этой неприветливой, выжженной солнцем стране он найдет то, что осталось от красивого молодого ацтека.

Низко надвинув на глаза широкие поля сомбреро, Педрико направил коня на юг.

Когда в один из первых прохладных ноябрьских дней Мэг Салливен вошла в холл своего новоорлеанского дома и ее взгляд упал на письмо в серебряной корзиночке для визитных карточек, она не сразу смогла заставить себя вскрыть конверт. Это было третье послание, полученное ею от Эми за столько недель.

Первое — телеграмма с сообщением о смерти Уолтера Салливена — оказалось для нее внезапным и тяжелым ударом, от которого она не оправилась до сих пор. Не прошло и недели, как ей доставили коротенькое письмо от Эми, которая довела до сведения тетушки, что дон Рамон погиб в результате несчастного случая, а его сын Луис исчез неизвестно куда.

Протянув руку в перчатке, Мэг взяла маленький голубой прямоугольник, села на ступеньки и надорвала конверт. Когда она развернула листок, исписанный аккуратным почерком, руки у нее слегка дрожали.

Милая, дорогая тетя Мэг!

После всех трагедий я могу наконец сообщить тебе и хорошую новость. Я выхожу замуж. Меньше чем через неделю — вечером в субботу, восьмого ноября — я стану женой Тайлера Парнелла.

Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты приехала и порадовалась нашему счастью. Мы собираемся жить здесь, в Орилье, — ну не чудесно ли это?

С любовью Эми.

Мэг Салливен медленно опустила письмо. Прикрыв глаза, она грустно покачала головой. Подробных объяснений не требовалось. Интуиция и здравый смысл безошибочно подсказывали: самый любимый ею человек на земле прячет за бодрыми словами разбитое сердце.

Она открыла глаза и устало вздохнула.

Сегодня суббота, восьмое ноября. День бракосочетания. Слишком поздно… Она не успеет даже послать телеграмму с просьбой, чтобы Эми подождала, пересмотрела свое скоропалительное решение.

Внезапно у нее зашумело в висках. Мэг Салливен встала и поднялась по лестнице к себе в комнату. С мечтами о долгом счастье для Эми пришлось распроститься.

Этим же теплым ноябрьским вечером вдоль прохода католической церкви техасского городка Сандауна шествовала в сопровождении своего брата Бэрона мисс Эми Салливен, необычайно красивая в белом атласном платье. Церемония, проведенная при свете свечей, продолжалась не более десяти минут, после чего Эми получила право называться миссис Тайлер Парнелл.

Тайлер Парнелл казался самым счастливым из всех женихов. Теперь у него имелось все, чего он хотел. Прелестная, наивная юная жена, которая — по удачному совпадению — была одной из самых богатых женщин Техаса. Он проведет всю свою жизнь в роскошном безделье на ранчо Орилья, и все, что от него потребуется, — это присматривать, чтобы малышка Эми все время была беременна, счастлива и покорна его желаниям.

С улыбкой поглядывая на свою белокурую невесту, стоявшую рядом с ним перед одетым в сутану падре, Тайлер Парнелл был уверен, что если речь пойдет о выполнении его обязанностей в этой сделке, так никаких затруднений у него не возникнет. Уговорить ее, чтобы она вышла за него замуж, оказалось неожиданно легко. Даже Бэрон был приятно удивлен, что она согласилась с такой готовностью.