Барбара Картленд - Ускользающий ангел Страница 23

Поэтому она позавтракала в постели и спустилась вниз уже после одиннадцати.

Девушка упивалась неведомой доселе роскошью: ей прислуживали, а она могла делать все, что заблагорассудится.

Весь год, проведенный в Чессингтон-холле, Ула должна была вставать вместе со слугами, и каждое утро ее уже ждал с десяток дел, которые она частенько не успевала закончить к вечеру.

Девушка надела красивое домашнее платье, купленное ей герцогиней. Платье это, в бледно-голубых тонах, напоминающих предрассветное небо, отделанное кружевом и бархатными лентами, очень ей шло.

Спускаясь вниз, Ула захватила пеструю шаль на тот случай, если ей захочется выйти в сад. Хотя солнце светило очень ярко, на улице могло быть гораздо прохладнее, чем она предполагала.

И все же девушка сомневалась в том, что шаль ей понадобится, поэтому, сойдя по лестнице, она оставила ее в холле.

Затем, словно влекомая магнитом, она направилась в библиотеку, надеясь, что сегодня ничто не помешает ей осуществить страстное желание читать.

Та книга, которую принц Хасин вырвал у нее из рук и швырнул на пол, слишком напоминала о нем, и Ула оставила ее на полке.

Она выбрала другую: на этот раз томик стихов лорда Байрона.

Не успела девушка уютно устроиться у окна и раскрыть книгу, чтобы почитать свои любимые стихи, как дверь библиотеки открылась, и дворецкий объявил каким-то странным голосом:

— Граф Чессингтон-Крю, мисс!

На мгновение Ула застыла от страха.

Затем, переведя взгляд на дверь, она увидела вошедшего в библиотеку дядю Лайонела, за которым следовал судебный исполнитель.

Ей показалось, что зрение обманывает ее, но нет — никакой ошибки: красный форменный сюртук и треуголка с кокардой, которую исполнитель держал в руке.

Остановившись посреди комнаты, граф произнес повелительным тоном:

— Подойди сюда, Ула!

Перепуганная девушка встала и несколько неуверенной походкой приблизилась к нему.

С нескрываемым злорадством оглядев ее с ног до головы, граф сказал:

— Я пришел сюда затем, чтобы отвести тебя туда, где тебе полагается находиться. Мы уезжаем немедленно!

— Но… Дядя Лайонел… я не могу! — воскликнула Ула. — Я нахожусь здесь… как вам известно по приглашению герцогини Рэксхем, которая… покровительствует мне.

— Я это знаю, — ответил граф, — но ты, видимо, забыла, совершая этот отвратительный поступок и сбегая из дома — за что тебя ждет строгое наказание, — что теперь, после смерти твоих родителей, я являюсь твоим опекуном.

— Мне… мне это известно, дядя Лайонел, но ведь я… не нужна… вам, — испуганно лепетала Ула.

— Это уж мне решать, — надменно ответил граф. — Итак, я не собираюсь тратить время на пустые пререкания. Ты сейчас же пойдешь со мной; мой экипаж ждет у подъезда.

Он говорил таким решительным тоном, что Ула испуганно вскрикнула и попятилась.

— Я… никуда не поеду! Я… останусь здесь, а если вы хотите… забрать меня… вы должны прежде переговорить об этом… с маркизом… Равенторпом.

— Как я уже сказал, — неумолимо продолжал граф, — я являюсь твоим опекуном, и, предвидя твое сопротивление, дерзкая девчонка, я, как видишь, захватил с собой судебного исполнителя.

У него на лице появилась отвратительная ухмылка.

— Он арестует тебя, и тебе придется предстать перед мировым судьей. Тот объяснит тебе, что, будучи несовершеннолетней, ты обязана беспрекословно слушаться меня. Таков закон.

Граф помолчал, словно ожидая ответа Улы.

Но голос не слушался девушку, и она лишь остолбенело глядела на своего дядю.

— Если ты предпочитаешь именно это, — презрительно протянул тот, — должен предупредить: в то же самое время, как тебе дадут понять, что ты полностью и всецело находишься в моей власти, я обвиню нашего благороднейшего маркиза Равенторпа в похищении и совращении несовершеннолетней девушки — наказанием за что ему, в лучшем случае, будет высылка из страны.

Он произнес эти слова со злобной усмешкой, прекрасно понимая, что теперь Уле останется лишь безропотно поехать с ним.

Затем, желая еще больше унизить девушку, граф резко бросил:

— Итак — каково твое решение?

— Я… еду… с вами… дядя Лайонел.

— Тогда поторопись, — приказал граф.

Больно схватив Улу за руку, он потащил ее из библиотеки по коридору в холл.

Столпившиеся там слуги изумленно взирали на них.

У самой двери Ула, собрав все свое мужество, остановилась и воскликнула:

— Дядя Лайонел… пожалуйста… позвольте попрощаться с ее светлостью… и взять шляпку и шаль.

— Придется обойтись без трогательных прощаний, — ответил граф, — а шаль вот, лежит на стуле.

Он указал на нее, и один из молча пялившихся слуг поспешно схватил шаль и протянул ее Уле.

Девушка накинула шаль себе на плечи, и для этого графу пришлось на мгновение отпустить ее руку.

Ула тотчас же сделала попытку вырваться от него и броситься к лестнице.

Граф, однако, был готов к этому и с силой вцепился в плечо девушки, заставив ее пошатнуться и вскрикнуть от боли. Но ей все же удалось сохранить равновесие и не упасть.

Дядя Лайонел снова схватил Улу, выволок ее в дверь и стащил вниз по лестнице, буквально втолкнул в дожидающийся экипаж.

Задержавшись на мгновение, чтобы расплатиться с судебным исполнителем, граф последовал за девушкой и захлопнул дверцу.

Экипаж сразу же тронулся.

Ула успела мельком увидеть в окно экипажа высыпавших на крыльцо слуг.

Забившись в угол сиденья, стараясь казаться как можно незаметнее, она думала о том, что покидает счастливый рай и возвращается, как она уже говорила маркизу, в сущий ад.

Решив попробовать тронуть каменное сердце дяди мольбами, Ула обратилась к графу:

— Пожалуйста… дядя Лайонел… выслушайте меня… Я не могу…

— Заткнись! — рявкнул тот. — Я не намерен разговаривать с тобой до тех пор, пока мы не возвратимся в Чессингтон-холл. Ты будешь наказана за свое отвратительное поведение, после чего я сообщу, какое будущее тебя ждет. А до тех пор молчи!

Выкрикнув эти слова, граф вытянул ноги на сиденье напротив, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Ула смотрела на него, недоумевая, как такой жестокий и безжалостный человек может быть братом ее матери.

Она прекрасно понимала, что теперь ей остается лишь молиться о том, чтобы ее спасло какое-нибудь чудо. Спасло не только от побоев, которые, несомненно, намеревается устроить ей дядя, но и от того невыносимого образа жизни, от которого она бежала.

— Помоги мне… мама… помоги мне!

Но вместо лица своей матери, которое обычно являлось девушке в молитвах, она увидела лицо маркиза Равенторпа. Один раз он уже спас ее. Сможет ли он снова спасти ее?