Мэри Бэлоу - Сети любви Страница 23

Французы расположились на ночлег в тревожной близости от линий союзных войск и, конечно, захотят сделать ранний победоносный бросок, подумал он, засыпая.

Но настало утро, а атаки все не было. Как-то удалось развести костры, застывшие руки отогрелись, от сохнущей одежды шел пар. Ружья тщательно вычистили и надраили.. В конце концов неизвестно откуда появились повозки интендантов, и люди позавтракали.

Лорд Иден не сомневался, что предстоит генеральное сражение – возможно, самое кровопролитное из тех, в которых ему довелось побывать. Они не смогут больше отступать, не сдав Брюсселя.

Утро тянулось мучительно долго. «Пусть начинают, – думал он, – хотя мы еще не готовы, как хотелось бы, но пусть это начнется».

Бой разгорелся справа от их позиции, на развилке дорог. Французы пытались занять деревню Угумон; английские и германские защитники решили не отдавать ее.

– Бедняги, – посочувствовал им кто-то из стрелков Девяносто пятого.

В половине второго тяжелая артиллерия французов, сосредоточенная на склоне холма к югу от союзных линий, внезапно открыла огонь – это был огненный шквал, какого не помнили даже самые бывалые ветераны. От него не было защиты, и люди гибли пачками, в бессильной ярости посылая проклятия. Артиллерийский обстрел был прелюдией к наступлению пехоты, а затем и кавалерии. Так пусть наступают! Только бы прекратился обстрел!

Девяносто пятому было приказано отойти с дороги под укрытие небольшого холма, но потери все равно были колоссальные.

Уцелевшие испытывали не столько облегчение от прекращения огня, сколько глубокий ужас, от которого слабели ноги, – они услышали, как французские барабаны сигналят о приближении обоза. И занятая ими позиция, хранившая их от огня пушек, теперь не позволяла видеть, кто – или что – приближается к ним.

А приближались три плотные фаланги пехотинцев, каждая из которых состояла из двадцати пяти человек вдоль построения и ста пятидесяти по ширине. Их леденящий боевой клич «Vive empereur!» [2] заставил оцепенеть не только новобранцев. Наконец стрелки Девяносто пятого получили приказ подняться и открыть огонь. Перед ними в тревожной близости выросла масса вражеских солдат, которая вскоре распалась на отдельные группки после первого залпа их надежных бейкеровских ружей.

В грядущие годы будут написаны тома об удачах и ошибках того рокового воскресного дня восемнадцатого июня, когда шла битва, которую позже герцог Веллингтон нарек битвой при Ватерлоо – по имени деревни, где он провел ночь перед сражением.

В адском грохоте и дыму, в лишенном видимой логики перемещении толп солдат, среди груды мертвых и раненых никто не мог знать, как идет сражение. Каждый знал лишь одно – он пока жив, его товарищи стоят в одном с ним ряду, офицеры отдают команды, которым он беспрекословно подчиняется, и никто не отступил назад ни на пядь.

Пал ли уже Угумон? Девяносто пятый этого не знал. Удержит ли кучка германских солдат Ла-Э-Сент, крестьянский двор впереди них? Если нет, то у французов появится возможность вдвинуть свои пушки во двор, и тогда да поможет им Бог! Подошли ли уже пруссаки от Вавра?

Линии становились реже, и это было очевидно. Есть ли за ними резерв? Или уже вообще нет никаких линий за пределами маленького пространства, которое они могли видеть справа и слева от них? Может быть, все сбежали так же, как это сделали при первом же наступлении французов бельгийцы Биланда, находившиеся справа от них?

Генерал Пиктон погиб. Все видели, как он упал через мгновение после того, как прокричал своим людям ободряющий призыв отбросить приближающиеся линии французской пехоты.

К концу дня Ла-Э-Сент все же пал после массированной атаки, и последние уцелевшие защитники его пробились сквозь ряды нападающих и вернулись к перекрестью дорог.

– Теперь все силы ада попрут на нас! – прокричал кто-то рядом с лордом Иденом, и слова эти тут же превратились в реальность.

Люди сражались упорно, но преимущество было не на их стороне. И когда казалось, что они вот-вот дрогнут, раздался ободряющий голос, которому не мог не внять ни один английский солдат.

– Стой же. Девяносто пятый! – звучал громовый голос герцога Веллингтона, перекрывая грохот боя. – Мы не должны позволить им разбить себя! Что скажет нам Англия?

И люди продолжали стоять насмерть, а герцог оставался с ними до тех пор, пока ему не стало ясно, что они не отступят.

Но для лорда Идена и эта битва, и весь мир вообще кончились, когда наступило мгновенное затишье. Бросив быстрый взгляд вокруг себя, он увидел, что капитан Симпсон лежит на земле, а над ним на коленях стоит капрал. Лорд Иден протолкался сквозь толпу своих солдат к другу.

– Вы ранены, Чарли? – зачем-то спросил он. – Лежите смирно. Я за носилками. Мы мигом вынесем вас отсюда.

Но на лице капитана уже застыло давно знакомое выражение. Выражение неотвратимой смерти.

Стекленеющие глаза отыскали его.

– Со мной кончено, дружище, – сказал Чарли. Они были слишком опытными солдатами, чтобы лгать друг другу. Лорд Иден плотно сомкнул губы.

– Я здесь, Чарли, – только и сказал он, беря друга за слабеющую руку.

– Эллен… – Голос звучал слабо, почти сонно. – Дженнифер…

Лорд Иден наклонился к нему, касаясь его лица.

– Они никогда не узнают нужды, – сказал он. – Я клянусь вам в этом, Чарли. Я всегда буду о них заботиться. Вы меня слышите?

Но Чарли смотрел сквозь него, дальше его, глаза его подергивались туманом. Чарли тихо умер.

Лорд Иден старался подавить слезы и подступивший откуда-то страх. Он схватился за шпагу и хотел было встать… Но что-то теплое текло по его ребрам. Глаза его расширились, и он упал поперек тела капитана Симпсона, смутно понимая, что ранен.

Эллен понимала, что нельзя оставаться в своих комнатах и ухаживать за одним-единственным бедным мальчиком. Она может понадобиться кому-то еще. Кроме того, там может оказаться Чарли. Или кто-то из знакомых. Например, лорд Иден.

К вечеру, когда паренек забылся в лихорадочном сне, она отважилась выйти из дома. Правда, рука у бедняги распухла и выглядела ужасно, но рану Эллен прочистила. Она надеялась, что спасет его от ампутации. По опыту она знала, что самое популярное лечение конечностей, известное полевым хирургам, – ампутация. Этого парнишку Эллен решила спасти от участи калеки.

Неподалеку от ее дома раненых вносили в собор. Там она подобрала человека, который казался мокрой бесформенной грудой тряпья. За этим раненым последовал еще один, а потом еще…

Прежде чем день подошел к концу, дверь в ее квартиру открывалась постоянно. Дом снова стал обитаемым; то и дело к Эллен заходили знакомые и незнакомые люди, которые спрашивали ее совета, как ухаживать за ранеными, – она ведь была опытной сиделкой. Слуги присматривали за ее ранеными, когда она время от времени выходила на улицу. Так было и на другой день, и на третий. Она слышала, что в южном направлении идет жестокая битва. Грядет крушение. Может быть, величайшее поражение. Никто толком не знал ничего, а раненые приносили противоречивые сведения, хотя большинство, кажется, признавало, что для союзных войск дело оборачивается плохо.