Тэсса Дэр - Искушение сирены Страница 23

— А кто шутит? — спросила она, поднося ко рту кем-то наполненную кружку и дерзко глядя на него. — Он любил меня. Безрассудно.

— Французы все делают безрассудно, — пробормотал он, начиная испытывать отчаяние. Он понимал, что девица сочиняет сказки, но другие-то этого не понимали. Настроение компании, продолжавшей подогревать себя крепчайшим ромом, стало меняться, переходя от добродушного веселья к похотливому предвкушению. — Но он ведь не слишком вас любил? Если позволил вам уехать?

— Полагаю, что да. — Она пренебрежительно фыркнула, потом кокетливо улыбнулась мужчинам: — Полагаю, это означает, что мне нужен новый возлюбленный.

Вот оно. Нужно было срочно заканчивать этот спектакль.

Грей нагнулся, быстро обхватил капризную гувернантку за бедра и перекинул через плечо. Она взвизгнула и попыталась освободиться, скользя перевязанными ладонями по его спине.

— Отпустите меня, грубиян! — Она извивалась, норовя побольнее ударить его маленьким кулаком.

Грей одной рукой прижал ее ноги к своей груди, другой похлопал по взбившимся на плече юбкам.

— Что ж, — заявил он матросам, выдавливая из себя идиотскую ухмылку, — мы отправляемся в постель.

Поощрительные возгласы и громкий хохот сопровождали их до самого люка на нижнюю палубу. Не отвечая на скабрезные шутки, Грей тащил свою извивающуюся добычу по ступенькам сходного трапа прямо в дамскую каюту.

Еще раз шлепнув ее по попе, чего она, сквозь все свои юбки, вероятно, даже не почувствовала, Грей опустил ее на пол. Стоять ей было трудно, и она тут же подалась назад, но он поймал ее руку и потянул на себя; как кукла, она послушно шатнулась вперед, почти бессознательно обвила руками его шею и безвольно повисла на его груди.

Ох, черт возьми!

Широко раскрыв глаза, она вдруг расхохоталась. Склонив голову и уткнувшись лицом в отворот его куртки, она смеялась. Смеялась громко, взахлеб, так что ее хрупкие плечи тряслись, как в ознобе.

— Это не смешно, — произнес Грей.

— Нет, смешно. Эти мужчины там… Что они подумают, увидев, что мы спустились вниз? — Она снова засмеялась. — Они подумают, что мы любовники, — проворковала она, вновь рассмеявшись.

— Моя дорогая, вы должны молиться, чтобы они так подумали. Потому что только в этом случае вам, мисс Тернер, удастся провести эту ночь спокойно. Матросы будут вести себя относительно прилично, только если поверят, что вы моя любовница.

Коснувшись его затылка, она молча стала накручивать завитки его волос на палец. Она играла с ними лениво и даже небрежно, позволяя ноготками слегка царапать его кожу. Бинты, похоже, совсем не мешали этой игре.

— Прекратите, — произнес он хрипло. Она не послушалась.

— Прекратите, — повторил он. — Вы должны беречь руки.

— Я не слишком их утруждаю. — Она прижалась подбородком к его груди и взглянула на него снизу вверх: — Интересно, сколько зубов у акулы? Похоже, не меньше сотни.

— Я… понятия не имею. — Когда она легко пощекотала его за ухом, он лишь стиснул зубы и чуть прикрыл глаза.

— Нет, не закрывайте глаза, — сказала она. — Мне нравится, как вы смотрите на меня… Таким голодным взглядом. Таким опасным. Словно ты пират, а я трофей, который стоит намного больше шести фунтов и восьми шиллингов.

— Да вы просто пьяны.

— Мм… А вы мужчина. Большой, сильный, с необычайно мягкими красивыми волосами.

Ее пальцы зарылись в его волосы, и Грей вдруг понял, что против своей воли испытывает сильнейшее, почти непреодолимое возбуждение.

Она хихикнула. Грею никогда не нравились хихикающие женщины, но, черт побери, этот негромкий смешок почему-то возбудил безумное желание.

— Хотите узнать, почему я смеюсь?

— Нет.

Пародируя какой-то восточный танец, она фривольно вильнула бедрами.

— Но я все равно скажу вам, — пробормотала она. — Все дело в ваших волосах. Они такого изумительного цвета, темного, восхитительного каштанового оттенка, с частыми проблесками рыжего. А вот тут… — ее пальцы скользнули вверх по его вискам, — небольшие пряди золотистого оттенка. — Она нахмурилась, словно попытка сфокусировать взгляд стоила ей немалых усилий. — Это напоминает мне о том, что с первого момента нашей встречи я хотела…

Она вновь хихикнула.

Да, черт возьми, теперь он хотел знать почему. Он очень, очень хотел знать почему. Сам он ни в малейшей степени не находил эту ситуацию забавной. Его тело отказывалось подчиняться его воле. Отдельные остатки былой решимости быстро таяли под напором растущего желания, а руки уже были готовы сорвать с нее это дешевое платье.

Теперь он даже не касался ее.

Но она касалась его. Она продолжала поглаживать его волосы и все плотнее прижималась своим теплым телом к его телу. Ее мягкий, податливый живот настойчиво терся о его напряженное естество, но все, что он мог сделать, — это сдерживаться, пусть даже из последних сил. Он должен уйти. Немедленно. Уйти из этой проклятой каюты, даже не оглянувшись.

Но он не мог. Боже, он просто не мог! Так приятно было чувствовать ее. Она хотела его, и это было слишком соблазнительным ощущением. Собственному желанию он, хоть и с трудом, еще мог сопротивляться. Но понимание того, что женщина тоже его хочет, всегда губительно действовало на него. Эта маленькая сирена ведет его и все его дело к погибели, и он уже почти готов сдаться и с обреченным восторгом пойти по этому гибельному, но безумно радостному пути.

— Я хотела, — выдохнула она, — так сильно хотела… нарисовать вас.

Нарисовать его?

Он нервно, но с облегчением рассмеялся. Да, с ней не соскучишься.

— Дорогая моя, я…

Грей умолк. Неожиданно в его голове возник четкий и ясный образ. Нет, не образ обнаженной и извивающейся под ним мисс Тернер, хотя, конечно же, этот образ будет преследовать его в мечтах.

Нет, он увидел перед собой портрет юного Дейви Линнета. Восприятие его образа художником, внимание к деталям. И неожиданно Грей представил, как может выглядеть он в глазах художника, от внимательного взгляда которого ничто не ускользает.

Он увидел небритого флибустьера, в лапы которого попала невинная гувернантка, по каким-то причинам покинувшая дом и набравшаяся в компании матросов. Еще он увидел мужчину, который вновь, словно это уже вошло в привычку, едва не нарушил слово, данное своему единственному брату. Плут и авантюрист в дурацких щегольских сапогах, который, не имея заслуживающих уважения достоинств, пытается с помощью денег добиться благосклонности своей сестры и признания общества.

Доля секунды понадобилась Грею, чтобы рассмотреть свой собственный неприукрашенный портрет, и ему не понравилось то, что он увидел. Что ж, он, возможно, никогда не станет образцом респектабельности, но будь он проклят, если он позволит миру запомнить его таким.