Джулия Грайс - Восхитительные ночи Страница 23

– В пищу? – поразилась Селия. Джон усмехнулся:

– По мнению местных стариков, мясо собаки превосходит свинину. Когда-то для одного празднества зажаривали по две сотни собак, из их костей делали рыболовные крючки, а из зубов – браслеты для ног, которые носят танцоры…

– Перестаньте! – воскликнула Селия, глядя на Хили, задремавшую у ее ног. – Надеюсь, никто не съест собаку Тины!

– Конечно, нет. – Джон протянул Селии руку. – А теперь пойдемте, мне надо еще многое вам показать. Мою гордость, мою работу: то, что позволяет существовать Маунтен Вью, – сахар.

Селия вспомнила слова Бо, что вскоре, как и другие жены его отца, она возненавидит сахар.

«Но, – подумала девушка, – я же не собираюсь замуж за Джона. Хоть бы в Маунтен Вью поскорее приехал Роман!»

Глава 9

Впоследствии подробности первого посещения сахарного завода стерлись из памяти Селии. Запомнились лишь бесконечная череда зданий, заводская контора, где все еще стояло старое кожаное кресло, в котором умер Амос Бернсайд, сараи бондаря и механика, лавка плотника, сушилка, в которой отжатые стебли тростника превращали в топливо.

В бараках жили больше двух сотен рабочих разных национальностей – от гавайцев до японцев и жителей Самоа. И повсюду, поднимая красную пыль, передвигались быки, тащившие повозки, нагруженные тростником.

– Как много быков! – воскликнула Селия, чувствуя удушливый запах патоки и навоза.

– У нас их около тысячи, – похвастался Джон. – Они основа всего: перевозят тростник и дрова, нарубленные в горах, доставляют сахар в порт. Маунтен Вью не мог бы существовать без быков и возчиков.

Вскоре Джон привел Селию в большое здание, крытое рифленым железом. Из нескольких труб на крыше шел дым.

– Мой завод, – гордо пояснил он. Неподалеку от здания Селия услышала шум воды и грохот машин. Едва они переступили порог, в нос ударил густой, тяжелый запах.

Селия отступила к дверям.

Джон фыркнул:

– Вы скоро привыкнете к этому. Я давно уже не замечаю этого запаха. Смотрите под ноги, тут небезопасно. Я покажу вам процесс переработки.

После яркого солнечного света в помещении завода Селии показалось темно, все было окутано паром, девушку оглушали шум машин и крики рабочих.

Джон подвел ее туда, где четверо японцев окружили механизм с двумя медленно вращающимися жерновами цилиндрической формы. Один из рабочих подбрасывал в отверстие машины тростник, и бледно-зеленый сок стекал вниз по желобу.

– Видите? Это превратится в сахар! А жернова сделаны из гранита, привезенного из Китая. Каждый из них весит три с половиной тонны.

Селия уставилась на зеленую пенистую жидкость. Она всегда полагала, что сахар – белый, совершенно чистый кристаллический порошок.

– Но как?.. Ведь этот сок не очень-то чистый, – заметила она.

Джон усмехнулся:

– Это еще не сахар, а только начало обработки.

Они направились дальше и наконец оказались в раскаленном помещении, наполненном запахом кипящего сахара. Японец в набедренной повязке ставил в кирпичную печь пять соединенных между собой неглубоких железных чанов. Его кожа блестела от пота.

– Вот здесь мы очищаем тростниковый сок, – пояснил Джон. – Поверьте, это непростой процесс.

Пока он распространялся на эту тему, Селия смотрела на открывшуюся ее глазам мрачную картину. Отблески огня плясали на стенах, в чанах что-то булькало и бурлило, как колдовское варево. «Да и пахнет именно так», – подумала девушка.

– Больше дров! Больше дров! – кричал рабочим толстый мужчина, бегая взад-вперед по платформе наверху. – Ленивые собаки, шевелитесь, сейчас начнется кристаллизация сахара!

Рабочие принялись переливать мутную пенящуюся жидкость из чана в чан, а человек наверху все бегал и бегал по платформе, крича на них.

Наконец Джон и Селия вышли из этого цеха.

– Зачем этот шум и спешка? – спросила девушка, вытирая вспотевший лоб.

– Вы видели процесс кристаллизации. Двух одинаковых кусков сахара не бывает, и тот, кто разливает сироп, должен точно знать момент, когда получается максимальное количество гранул. Вот тогда сироп снимают с огня и разливают в чаны для охлаждения. Это искусство, поверьте! Мой отец владел им очень хорошо и научил меня, а теперь у меня есть Мак-Рори, вздорный шотландец-пьяница, но никто лучше него не умеет делать сахар.

Они двинулись туда, где центрифуга отделяла гранулы сахара от патоки. Там стояли цистерны для хранения сахара и аппарат, проверяющий его качество. Джон все подробно объяснял Селии, но она с трудом переносила запах бродящего сахара и испытала огромное облегчение, когда они покинули завод и направились к дому.

– Как по-вашему, вы когда-нибудь полюбите сахар? – спросил Джон.

По его тону Селия поняла, что это не праздный вопрос.

– Я… Мне показалось, что это очень интересно.

– Но выдержите ли вы запах? Мои прежние жены ненавидели его. Сьюзен, несмотря на жару, закрывала все окна в доме. Ее тошнило от этого запаха. А Ариадна даже чай пила без сахара!

Селия уже размышляла о своих предшественницах и теперь, как ей казалось, кое-что поняла.

– Сьюзен и Ариадне нравилось на Мауи? – спросила она. – Не считая запаха.

– К сожалению, нет. Сьюзен мечтала вернуться в Джорджию, где мы встретились, всегда скучала по Атланте. Именно она посадила здесь большую часть цветов, ибо они напоминали ей дом. Ариадна тоже чувствовала себя на острове, как в западне, и мечтала куда-нибудь уехать.

«Островная лихорадка», – вспомнила Селия, твердо решив, что никогда ею не заболеет. Здесь было так красиво, что даже сахар не вызывал у нее неприязни, и она подумала, что со временем привыкнет к его запаху.

Джон взял ее руку и крепко сжал в своих больших ладонях:

– Давайте не говорить о тех, кого уже нет в живых, это прошлое, а теперь перед нами открыто будущее. Я люблю вас, Селия, вы избранница моего сердца. Единственная, о ком я мечтаю.

Это прозвучало так искренне, что Селия, вновь почувствовав укол совести, попыталась улыбнуться, но не смогла себя заставить.

На следующее утро Селия отправилась в школу, которую построили к ее приезду. Это крытое тростником здание в местном стиле, с нижней частью из кусков лавы и верхней – из деревянных бревен, внушало ей отвращение.

У девушки сжалось сердце. Она зашла внутрь. Там приятно пахло травой, на земляном полу лежали циновки, но, кроме деревянных скамеек, стола и стула, здесь не было ничего. Как все это грубо и примитивно! Ну что ж, можно заниматься и на улице.

А ведь она дала Джону такие подробные указания: просила устроить комнату для отдыха, поставить парты, повесить доску и колокольчик, чтобы созывать учеников на урок. Сейчас ей казалось, что он даже не слышал ее слов. Разве кто-нибудь усидит на таких неудобных скамейках? Да это же просто пытка! А как она обойдется без колокольчика?