Оливия Клеймор - Голиард Страница 23

Ригор, стараясь быть полезным своим новым друзьям на первом же представлении, извлёк из повозок несколько скамеек и расставил их напротив воображаемой сцены, где тотчас разместились вилланы со своими семействами.

Не успели Жан и Клод прикрепить полотно с изображением овечек и пастушек на одну из повозок, дабы создалась иллюзия лета и цветущего луга, как на представление пожаловали стражники и заняли места в первых рядах.

Жосс потёр руки от удовольствия.

– Вот и зритель… Глядишь, прилично подзаработаем… – мечтательно произнёс он.

Наконец всё было готово для начала представления. Колетта и Леон, облачившись пастушками, предстали перед зрителем. Ригор заиграл на лютне, Жан – на небольшой арфе, дабы создать музыкальный фон.

В то время, как Колетта, Леон и Клод разыгрывали представление под аккомпанемент своих собратьев по ремеслу, из замка вышел человек, облачённый в длинный плащ, его лицо скрывал глубокий капюшон.

Он встал поодаль и долго наблюдал за актёрами, а затем покинул представление, исчезнув за воротами замка. Сие обстоятельство не ускользнуло от цепкого взора Жосса. Он догадался, что это был доверенный человек барона и очень наделся, что вскоре его труппу пригласят в замок.

Глава 7

Надежды Жосса сбылись спустя три дня, после того как вся округа насладилась театральными представлениями. Жосс подсчитал доход, он оказался небольшим, но всё же, в напоясном кошеле главы труппы позвякивали денье. Да и желудки актёров не бурчали от голода, потому как многие сервы расплачивались за просмотр представления различной снедью.

В этот день актёры проснулись рано утром. Жосс приказал им привести себя в порядок, ибо был уверен – именно сегодня они отправятся в замок и предстанут перед бароном де Эпиналь.

За минувшие дни Ригор сочинил зажигательную балладу, под которую было не грех станцевать и лирическую песню о нелёгком уделе поэта. Актёры наскоро позавтракали крестьянскими лепёшками с сыром, запили их молоком и, дабы скоротать время в ожидании приглашения от барона, попросили Ригора исполнить одно из своих сочинений. Тот с удовольствием сел на табурет около костра, актёры расположились подле него, и заиграл.

У Колетты, которая питала слабость не только к произведениям голиарда, а в большей степени к нему самому, навернулись слёзы от умиления и восторга. Действительно, Ригор виртуозно владел инструментом, а его стихи ранили женщин прямо в сердце.

С рассветом, ночью, в полдень на просторПоэт вступает в мир предвестьем чуда,И взмах жезла сзывает из-под спудаЗабытых духов рощ, холмов, озёр.Поэт провидит тьме наперекор,Сорвав с явлений оболочек груду,Ростки добра и красоты повсюду,Где немощен и слеп учёный взор.Порою на неведомый призыв,Не поддаваясь злым земным обманам,Поэт к исконным запредельным странамМогучий устремляет свой порыв.И окружает смертного поэтаСияние таинственного света…[47]

– Прекрасная песнь…

Актёры разом обернулись и увидели мужчину средних лет, облачённого в тёмно-коричневые одежды с изображением оскалившегося волка, герба барона де Эпиналь. В руке незнакомец держал жезл, что говорило о его высоком статусе в замке – возможно, он был мажордомом или сенешалем[48]; голову его венчал пышный бархатный берет в тон одеянию, украшенный перьями фазана. Посланника барона сопровождало несколько слуг.

Актёры встали и почтительно поклонились. Жосс тотчас смекнул, что удача плывёт прямо им в руки.

– Я рад, сударь, что песнь голиарда доставила вам хоть немного удовольствия…

Посланник барона кивнул.

– Я наблюдаю за вами с того самого дня, как вы прибыли во владения барона. Думаю, что ваши представления весьма не дурны… А голиард, – он смерил взором Ригора, – талантлив и даже утончён… Увы, в наше жестокое время, когда почти весь цвет бургундского рыцарства не вернулся из Крестового похода, так хочется насладиться поэзией отличной от провансальских баллад, полных циничности и безысходности.

Ригор поклонился по-милански. Посланник барона удивлённо приподнял брови.

– М-да, юноша, я не ошибся, говоря о вашей утончённости… – не без удовольствия заметил он. – Не удивлюсь, если вы происходите из знатного рода.

Ригор снова поклонился.

– Увы, сударь, я – всего лишь сын торговца тканями. Но я часто бывал при дворе графини де Мюлуз…

Брови напыщенного посланника снова поползли вверх.

– И что же вы делали при дворе прекрасной графини?

– Сначала продавал ткани, а затем услаждал слух сиятельной госпожи своими сочинениями… – пояснил Ригор.

Посланник барона тотчас сделал соотвествующие выводы: юноша был придворным голиардом графини и почему-то покинул свою покровительницу.

– Надеюсь, моя госпожа, Эдмонда де Эпиналь, оценит ваши таланты, – надменно заметил посланник. – Она умеет ценить прекрасное… и барон тоже…

При упоминании о бароне, как ценителе прекрасного, у Ригора отчего-то засосало «под ложечкой».

Актёры давали представление чете де Эпиналь в праздничной зале замка. Баронесса, Эдмонда де Эпиналь, ещё сравнительно молодая женщина, которую, впрочем, нельзя назвать красивой, сидела на стуле с высокой резной спинкой и была полностью поглощена происходившим действом. Эдмонда с замиранием сердца следила, как Мадлен исполняла роль богатой знатной вдовушки, имевшей дочь на выданье, которую мастерски изображал Леон (баронессе, как, впрочем, и барону, и в голову не могло прийти, что это юноша) и даже жеманился, как молодая капризная девица. Между матерью и дочерью разгорелось соперничество за сердце голиарда, Ригора, который успевал усладить их слух своими сочинениями и бесстыдно сорвать цветы любви, позабыв о том, что его долг, прежде всего, воспевание куртуазной любви, а не удовлетворение плотских страстей.

Ригор, стоя на одном колене перед вдовушкой-Мадлен, которая всем своим видом показывала, что сгорает от страсти, исполнял:

У любви есть дар высокий —Колдовская сила,Что зимой, в мороз жестокий,Мне цветы взрастила.Ветра вой, дождя потоки —Всё мне стало мило.Вот и новой песни строкиВьются легкокрыло.И столь любовь сильна,И столь огня полна,Что и льдины, как весна,К жизни пробудила…[49]

Баронесса невольно поддалась любовным фантазиям. Она устала от пренебрежения супруга, ибо он женился на ней, позарившись на земли её отца, которые вскоре присоединил к своим владениям и перестал обращать на жену внимание, отдавая предпочтение юношам.