Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез Страница 23

А сам бы Гай не против провести ночь со светлокосой соседкой, очевидно, что Наталия лжет – она не может быть коренной жительницей Этрурии, поскольку больше похожа на рабынь с берегов Рейна. Такие же голубые, прозрачные глаза и непокорный нрав. После последнего похода Каррона в Риме стало много пленных северянок, сенатор Плавт жаловался на их строптивость, но римляне умеют укрощать самых свирепых львиц.

А какова Наталия в любви? Огонь и лед. Мед и уксус.

Хотел бы он узнать ее поближе… Но ведь ей нужен муж.

– Нет, я никогда на это не пойду!

Глава 7. Вилла Котта и женские слабости

Сады моей души всегда узорны,

В них ветры так свежи и тиховейны,

В них золотой песок и мрамор черный,

Глубокие, прозрачные бассейны…

Н. Гумилев

Я проснулась в доме Клодия, у себя в комнате с облупившимися росписями на стенах. Голова немного гудела, но во всем теле чувствовалась легкость и свежесть. И еще мне виделись такие приятные сны… А что у нас было вчера? Я совершенно не помню, как вернулась домой и оказалась на постели прямо в одежде.

Вот только мои сандалии кто-то снял, неужели Элиав… А где же Гай? Конечно, в своем «холостяцком заповеднике», где же ему еще быть.

Я босиком вышла во дворик умываться. Наш старый раб отдыхал в тени деревьев, а ведь мог бы подать мне полотенце, которое нарочно держит в чуть подрагивающих руках.

– Эй, Мапроник, ты, наверно, едва отошел от любовной ночи. Интересно, откуда только у тебя денежки берутся для соседской красотки. Скажи, любезный друг, Клодий уже вернулся?

– Хозяина еще нет, госпожа! – смиренно ответил раб, отчего-то тяжко вздыхая и переступая с ноги на ногу.

Вот тебе раз! Неужели Оливия до смерти залюбила бедного поэта. Кто тогда будет меня кормить и опекать… И Мапроника, кстати, тоже. Не потому ли он печален с утра? Другого такого хозяина, как наш поэт стоит еще поискать. С фонарем посреди солнечного дня, как Диоген однажды искал Человека среди граждан своего города.

До обеда мы с Элиавом затеяли постирушки, потом завели пресное тесто на оливковом масле и напекли лепешек, пока Мапроник тушил бобы. Наблюдая за тем, как молодой грек носит воду и возится у печи, я сравнивала его с Карроном и скучала. Когда же теперь снова увижу синеокого витязя в белоснежной тоге!

Но после скромной трапезы, основу которой составляли бобы в кисловатой подливке, явился посыльный из дома «разврата», то бишь от самой Оливии. Оказывается, еще с утра она вместе с Клодием укатила на загородную виллу. У них, что же, начался медовый месяц?

Дядюшка так сумел угодить матроне хвалебными одами, что она теперь катает его по своим дачам, кормит деликатесами и всячески ублажает. Вот же хитрюга-скромник! Подозреваю, что он понимает толк не только в стихах…

Между тем двое слуг втащили в нашу ограду небольшой ларь, и посыльный сам откинул его крышку, демонстрируя свертки с одеждой.

– Моя щедрая госпожа Оливия дарит вам наряды и украшения в знак дружбы и расположения. На вилле Котта будут проходить гладиаторские бои, выступления фокусников и танцы. Гостей будет мало, приглашены консул Гай Марий Каррон, сенатор Главк и несколько благородных подруг госпожи. Что мне передать несравненной Оливии? Вы отправитесь вместе со мной на виллу? Она не любит отказы…

Прямо как в детской игре: «Вы поедете на бал? Черно-бело не носить, букву «р» не говорить…»

– Конечно же, я поеду, – согласилась я без долгих раздумий.

«Ведь там, возможно, будет Гай – мой сосед. Пусть пока только сосед, но мой! Да-а-а, кстати, а где обещанный мне денарий? Неужели Гай забыл о нем, естественно, я поеду, у нас каждый асс на счету".

Через час открытая повозка, запряженная парой резвых длинногривых лошадок вовсю пылила по мощеной плитками Аппиевой дороге в сторону роскошных владений покойного Публия Фракийского и его прекрасно здравствующей поныне супруги Оливии.

Надо признать поначалу встретили меня там довольно прохладно. Правда, самой хозяйки и моего милейшего Клодия не было на открытой террасе виллы. Зато на деревянных шезлонгах под навесами отдыхали несколько молодых и молодящихся девиц с высокими начесами на головах и массивными украшениями везде, где только можно было их прицепить. И как только мочки ушей выдерживали такие длинные, тяжелые даже на вид серьги с крупными камнями…

Не успела я подивиться на блеск ожерелий и перстней благородных матрон, как одна из них жеманно прокомментировала мое появление, обратившись к подруге:

– Наверно, Наталия из Этрурии… та самая, что собралась поймать в сети любви нашего неуязвимого кентавра!

– Скорее небо поменяется с землей, чем консул Рима женится на девице из «плебса».

– Но ведь Каррон и сам выбрался из низов, что ему стоит взять к себе в дом такую же замарашку.

– Тш-ш… Не смейте дурно говорить о Гае Тевтобургском, который вернул честь римского Орла, усмирив германцев на севере.

Я не успела еще отойти от этой утомительной долгой дороги, не успела оглядеться, а меня уже вовсю обсуждают местные сплетницы. И главное, совершенно нет сил спорить и доказывать, что я не совсем лыком шита. И перед кем бисер метать…

Не важно, что я летала на самолете и пользовалась микроволновой печью, здесь и сейчас это ничего не значит. Я для них не более чем назойливая мошка, которую послушный раб легко отгонит опахалом из павлиньих перьев. Я смирилась или притворилась тихоней… одно из двух…

– Приветствую вас, благородные дамы! Да, я та самая Наталия, имевшая наглость замахнуться на вашего героя. Что ж… история знает рабов, достигших порфиры. Все могут мечтать о Триумфе, а не только консулы и легаты. Конечно, мне до вас далеко, ваши наряды роскошны, а прически бесподобны.

Вы такие утонченные и изысканные, а я всего пару недель в Риме и чудом попала на прием к Оливии. Кажется, у меня закружилась голова и мне показалось, что я могу летать. Лишь бы солнце не обожгло мне крылья, как греческому Икару. Вы позволите мне присесть и немного передохнуть, меня мучает жажда после долгой дороги. Могу я взять со столика эту виноградную кисть?

Девицы переглянулись и пренебрежительно фыркнули,