Лоретта Чейз - Ваш скандальный нрав Страница 24

– Понимаю… Вы хотите, чтобы пари не только заставило меня выложить крупную сумму, но также причинило бы мне боль и унизило меня.

Франческа кивнула.

– Так вы согласны?

– А если вы проиграете?

– Этого не случится. Но если вашу мужскую гордость тешит надежда на выигрыш, тогда скажите, чем бы я могла откупиться в случае чего.

«Письмами, – пронеслось в голове у Джеймса. – Я ведь обязан иметь с тобой дело. Все, что мне нужно, – это проклятые письма, черт бы тебя побрал». Но даже если бы это было полной правдой, если бы ему были нужны только письма, он бы не смог просить у нее такого выкупа.

– Оливины, – сказал Джеймс. – Они мне и самому пригодятся.

Франческа была поражена. Подняв голову, она склонила ее набок и внимательно посмотрела на него.

– Они послужат прекрасным подарком для моей нареченной, – заявил Джеймс.

Франческа растерянно заморгала.

– Так вы помолвлены?

Эта ложь совсем проста, слишком проста. И Джеймсу было даже неприятно произносить ее вслух, так он был разгневан.

– Еще нет, но скоро объявлю о помолвке. Оливины послужат прекрасным символом моей любви к будущей невесте. Они подтвердят мою способность защищать мои принципы и честь перед лицом невероятного соблазна.

Франческа прищурилась.

– Никакого «невероятного» соблазна не будет, – вымолвила она.

– Это мы еще посмотрим. Назовите время и место.

Она выглянула в окно.

– Сейчас, – сказала Франческа. – До моего дома пока далеко, так что у нас много времени. К тому же, уверена, я быстро управлюсь.

Черт возьми, ее уверенность и высокомерие просто поражали. Джеймс прекрасно понимал, что им владеет гнев и надо держать язык за зубами. Ему нужно дать себя время, чтобы успокоиться, остыть и подумать. Однако он был слишком зол – на себя, на нее.

– Я готов к худшему, – сказал он. – Так что начинайте!

Франческа и припомнить не могла, когда в последний раз была в такой ярости.

Прошлой ночью она совершила непоправимую глупость, из-за которой он теперь вообразил, что сможет взять ее в любой момент, когда захочет.

Потому что для него она была и остается обычной шлюхой.

«А разве это не так? – услышала она свой внутренний голос. – Ты же сама сделала этот выбор».

Верно. Тем не менее жемчуг, который он считал признаком мужской слабости, на самом деле был знаком уважения, признания ее власти.

С тех пор как она уехала из Англии – с этого промозглого острова провинциалов, пуритан и лицемеров, – ни один мужчина не относился к ней неуважительно… кроме этого Кордера.

Что ж, он англичанин, чему тут удивляться. Точнее, наполовину англичанин, но и этой половины более чем достаточно.

Поэтому ему просто необходимо преподать соответствующий урок.

Франческа неторопливо захлопнула дверь каюты и закрыла окно и ставни возле себя. Затем, наклонившись и при этом задевая грудь Джеймса своим восхитительным бюстом, Франческа закрыла окно и ставни с его стороны. Выпрямившись, Франческа почувствовала, что его дыхание учащается.

Она сложила руки на коленях.

– Ну вот, – сказала она. – Теперь нас никто не видит.

– А смотреть-то будет не на что, – заметил он.

– Это как сказать, – промолвила она.

Франческа опустила взор на его руки и некоторое время молча смотрела на них, изнуряя его ожиданием.

Поскольку Джеймс сидел справа от нее, Франческа начала с левой перчатки. Она стянула ее вниз до своих браслетов, обнажая запястье. Потом стала стягивать перчатку с большого пальца, с указательного и так далее – со всех пальцев по очереди. Франческа намеренно не торопилась, делая вид, что ее мысли заняты чем-то другим. Потом она окончательно стянула с руки перчатку, осторожно вытянув ее из-под браслетов.

Перчатку она уронила на колени.

На Джеймса Франческа и не смотрела. В этом не было необходимости. Она и без того знала, что он глаз не может оторвать от ее рук. Как и то, что его дыхание становится все более прерывистым, хоть он и старается сдержать его.

Затем она взялась за другую перчатку – снова медленно, лениво, равнодушно стянула ее с руки с таким видом, как будто делала это в одиночестве в собственном будуаре. В общем, она раздевалась.

Вторая перчатка упала ей на колени вслед за первой.

Потом Франческа поправила браслеты, легко прикоснувшись кончиками пальцев к жемчужинам и бриллиантам.

Она подняла руку.

Джеймс напрягся.

Она не прикоснулась к нему.

Зато прикоснулась к себе, поднеся указательный палец к правому уху. Кончик пальца пробежал по изгибу уха, а затем скользнул на нежную дорожку за ушной раковиной – Франческа любила, когда ее целовали в этом месте.

Джеймс заерзал на сиденье.

Франческа не обратила на это ни малейшего внимания. Она делала вид, что наслаждается одиночеством, любуется своими драгоценностями.

Вот ее палец прикоснулся к серьге – погладил округлый верх украшения, обвел похожую на каплю жемчужину – самый чувственный из всех драгоценных камней.

Дальше Франческа позволила своей руке погладить верхнее ожерелье, наслаждаясь гладкостью и нежностью камней. Потом рука поползла вниз, палец скользнул за край лифа, от чего ткань слегка зашелестела. Франческа приподняла в руке грудь.

Из груди Джеймса вырвался не то стон, не то низкий рык.

Она по-прежнему не смотрела на него. Зато смотрела на свою руку, как будто была тут одна… и ласкала себя.

Ее рука стала медленно двигаться за краем лифа – взад-вперед, словно изучая изгиб груди.

Джеймс невольно застонал.

– Дьявол! – прошептал он по-итальянски.

Внезапно его рука обхватила ее талию, он рывком усадил Франческу к себе на колени. А потом, положив ладонь ей на затылок, Джеймс привлек ее лицо к своему.

Все произошло так быстро, что Франческа немного растерялась. Она не была готова к такому натиску.

– Я еще не успела… – пролепетала она.

Его рот заставил ее замолчать. Его губы были теплыми, упругими и нетерпеливыми.

А потом ее руки враз ослабли, разум затуманился, мир стал постепенно сужаться.

Она ощущала его запах. Мужской запах – смесь мыла для бритья, крахмала и свежевыстиранного льняного белья. Влажный венецианский воздух проник в шерстяную ткань его верхнего платья. Она чувствовала, как напряглись его мускулистые бедра, как веет жаром от его тела, как восстает его плоть.

Что-то шевельнулось в ее животе – растеклось приятным томным теплом, распространилось по всему ее нутру.

Руки Франчески невольно вспорхнули вверх – они ухватились за его плечи, затем поднялись еще выше, к его черным, слегка спутавшимся кудрям. Так они и обнимали друг друга, и она ответила на его поцелуй – так же упрямо и сердито, как он, изнывая от желания.