Кристина Брук - Без ума от графа Страница 25

Лодердейл тоже встал, но не успел ничего сказать, поскольку рядом, словно из-под земли возник Эндрю и предложил своей кузине бокал шампанского.

Ей хотелось броситься ему на грудь и расплакаться. Боже, как хорошо, что рядом с ней Энди!

Розамунда дрожащей рукой взяла бокал и сделала глоток.

Эндрю напрямую обратился к Лодердейлу:

— Дружище, кажется, у вас назначена встреча...

Несмотря на дружескую манеру обращения, в его словах слышалось столько твердости и металла, что из них можно было ковать гвозди.

— Совершенно верно, дорогой Лидгейт.

Лодердейл непринужденно поклонился, не упустив возможности бросить на Розамунду взгляд, полный страстного желания.

— Увидимся позже, на суаре у леди Бакэм.

«Напрасно надеешься», — злобно подумала Розамунда.

Она смотрела на Лодердейла. Как он уходил прочь, божественно прекрасный, неотразимый в своем военном мундире. Само совершенство! Хотя в действительности он был самовлюбленный хлыщ и наглец. Ей стало горько и обидно от всех тех красивых глупостей, которыми она тешила свое сознание. Оказывается, он не испытывал к ней никаких чувств, о которых так любил распространяться, им владело одно лишь похотливое вожделение.

— Ты чем-то расстроена. Что-то случилось? — Эндрю еле заметно кивнул в сторону ушедшего Лодердейла.

— Нет-нет, ничего.

Увидев проходивших вблизи знакомых, Розамунда поспешно изобразила улыбку, но улыбка получилась натянутой.

Энди не унимался:

— Он приставал к тебе? Может, вызвать его на дуэль и убить? Что скажешь, дорогая?

Хотя слова звучали, как всегда, легкомысленно, в его глазах не было и тени шутки, они были мрачны и серьезны.

Она покачала головой:

— Не стоит, Энди. Просто я...

Ее улыбка погасла и рассыпалась на мелкие кусочки, едва заметные в уголках губ, которые предательски подрагивали. Притворяться у Розамунды больше не было сил.

— Энди, будь так добр, отвези меня домой.

Глава 8

Предсказание Лидгейта, что «у Лиммера» всегда беспокойно, даже по ночам, сбылось полностью. Шум, пьяные крики, доносившиеся с нижнего этажа, не давали сомкнуть глаз. Невыспавшийся, измученный Гриффин оплатил счет и тут же выехал из гостиницы.

Чуть ранее Лидгейт прислал ему записку, в которой сообщалось, что согласно договоренности он подтверждает приглашение герцога остановиться в его доме. Только когда Гриффин поднялся следом за старым дворецким в отведенные покои, он поверил: все, что с ним происходит, — происходит на самом деле. Он спросил, где Монфор, но герцог отсутствовал и обещал вернуться поздно вечером. Лидгейт спал; не было никаких сомнений, что раньше полудня он вставать не привык.

Когда Гриффин вчера попал в дом Монфора, он не слишком пристально разглядывал внутреннее убранство особняка. Теперь же, шагая следом за дворецким, он внимательнее смотрел по сторонам.

«Грандиозно» — вот то слово, которое, по его мнению, лучше всего подходило для описания обстановки дома Монфора. Он нисколько не походил на обычные городские дома — это действительно был особняк, окруженный настоящим парком.

Холл при входе поражал величественной высотой и воздушным пространством, очень напоминая храм. Здесь было просторно, а гулкое эхо от шагов, ударяясь о стены, уходило вверх, под сводчатый купол. Холл украшали греческие статуи между колоннами, резные капители которых также были выполнены в греческом стиле.

Поднимаясь по лестнице, Гриффин посмотрел в высокое окно. Веселое весеннее солнце яркими желтыми пятнами освещало пол, выложенный, словно шахматная доска, черными и белыми квадратами. Мраморные плиты блестели не хуже отполированной обеденной посуды. Они были такими чистыми, что при желании на них можно было бы поставить блюда с едой и пообедать.

Гриффин поморщился, невольно вспомнив пол своего родного Пендон-Плейс. На тамошних полах вольготно обедали серые обитатели подвала, для которых это давно вошло в привычку.

Особняк Монфора служил яркой противоположностью его ветхому жилищу. Стены дома буквально излучали роскошь словно некий драгоценный аромат. Неприкрытое, физически осязаемое богатство особняка угнетающе подействовало на Гриффина: им овладели тяжелые сомнения, сможет ли он прожить здесь хотя бы неделю.

Когда дворецкий ввел его в предоставленные покои, Гриффин изумленно остановился на пороге. Никогда в жизни он не видел подобных комнат, таких красивых и элегантно обставленных. Кроме... Внезапно он вспомнил свою мать. Шелка, атлас, бархат. Заботливые материнские руки, пальцы в бриллиантах.

Нет, не в бриллиантах. В изумрудах, под цвет ее глаз. Как он мог об этом забыть?

Гриффин стоял в дверях и смотрел, пока до его сознания не дошло, что дворецкий ждет, желая узнать, доволен ли граф отведенными ему покоями.

Не следовало открывать рот от изумления перед слугой. У состоятельного графа не могло быть других апартаментов.

Гриффин кивнул.

— Очень хорошо.

Дворецкий поклонился.

— Полагаю, милорд, вам будет здесь удобно. — Он махнул рукой вошедшему слуге, принесшему скудный багаж графа. — Сэр, вы взяли с собой лакея?

— Нет, — смущенно ответил граф. Разве мог он признаться, что у него нет личного лакея.

— Хорошо, милорд. В таком случае я попрошу слугу лорда Лидгейта позаботиться о вас.

— Сейчас в этом нет необходимости.

Он не собирался обедать, было уже поздно, а также не намеревался выходить в город, поэтому не требовались услуги лакея, чтобы привести в порядок его платье.

— Все, что мне нужно, — это горячая вода утром. — Гриффин опустил глаза на свою грязную обувь. — Да, и пусть вычистят мои сапоги.

— Я прослежу, милорд, — почтительно склонил голову дворецкий.

Одобрительно буркнув и вручив дворецкому щедрые чаевые, Гриффин отпустил слугу.

Встав у окна, откуда открывался приятный вид, он принялся внимательно разглядывать парк, там все радовало глаз: фонтаны, клумбы с цветами и чисто убранные дорожки. В тени садовых деревьев виднелся очаровательный летний домик, увитый побегами дикой глицинии. В его воображении возникла картина: Розамунда и ее подруги, беседуя, пьют чай и порхают с места на место, словно стая разноцветных бабочек.

От царившей вокруг умиротворенной утонченной атмосферы, как это ни удивительно, у него испортилось настроение. Как долго ему придется ухаживать за Розамундой, согласившись на ее условия, чтобы в конце концов повести к алтарю? Он упустил из виду, насколько легкомысленны женщины. Гриффин нахмурился: нет, наверное, все-таки следовало все предъявленные ею условия записать на бумаге, чтобы она не могла их расширять и увеличивать.