Кэт Мартин - В огне желания Страница 25

Брендон шел от ручья в глубокой задумчивости и, не заметив, что его ждет, неодобрительно посмотрел на Присциллу, хозяйничавшую у костра.

– По-моему, я ясно сказал, что отныне готовлю сам.

Он выглядел очень свежим после умывания, и кончики мокрых волос восхитительно завивались. Присцилла с удивлением подумала, что с каждым днем Брендон становится все привлекательнее.

– На завтрак у нас свежие лепешки, ломтики бекона, отлично прожаренные, но не утратившие сочности, и немного варенья. – Ничуть не обескураженная, Присцилла улыбнулась.

– Пахнет божественно.

– Боюсь, варенье слегка подгорело, но я попробовала – оно вполне съедобно.

– Ну, если варенье… – Брендон усмехнулся окончательно смягчившись. – Пожалуй, можно приступать.

Они уселись, и пока Брендон ел, девушка внимательно наблюдала за ним. Чтобы доставить ему удовольствие, стоило приложить усилия… и, возможно, даже получить ожоги.

– На вкус тоже божественно! – наконец провозгласил он.

Присцилла радостно улыбнулась.

Брендон все еще смаковал еду, полузакрыв глаза.

– В жизни не пробовал ничего вкуснее. А это варенье… черт возьми, Присцилла, да у вас и впрямь талант.

Конечно, стоило бы возмутиться этим фамильярным «Присцилла», но она уже привыкла слышать свое имя, а не формальное «мисс Уиллз». К тому же теперь уже поздно поднимать этот вопрос. Девушка просияла от похвалы.

– Я рада, что вам нравится.

– Нравится? Да я чуть пальцы себе не откусил. Зато теперь я еще больше сожалею о том, что бедняга «Джон-попрыгунчик» так бесславно погиб.

– Сегодня вечером я попытаю счастья еще раз. Не забывайте, у нас есть еще два ночлега до «Тройного Р».

Брендон с открытым ртом уставился на нее. Он смотрел так долго и пристально, что Присцилле пришлось отвести взгляд.

– Доедайте скорее, – наконец бросил Брендон. – Пора в путь.

Девушка не сразу сообразила, в чем дело. «Два дня, – вдруг подумала она. – Осталось два дня».

Еда сразу утратила вкус и комом встала в горле. Потеряв аппетит, Присцилла поднялась и собрала посуду.

Остаток утра прошел в молчании.

Почти весь день дорога повторяла извивы небольшой речки, углубляясь вместе с ней в местность более бесплодную, чем прежде. Из растительности здесь остались только дубы, пекановые деревья да неизбежные кактусы, ее местами образующие непроходимые заросли. С нижних веток свисали плети дикого винограда, колеблемые ветром, как небрежно наброшенная шаль.

– Здесь водится множество индюков, – сказал Брендон и с усмешкой добавил: – Разумеется, диких. Но на вкус они не хуже домашних, поэтому я готов добыть одного из них для «Джона-попрыгунчика». Помните, вы обещали?

– Помню. Правда, я никогда не ощипывала дичь, но ведь вы мне покажете, как это делается?

– Я сам его ощиплю. От вас потребуется только стряпня. – Он с улыбкой оглядел окружающий пейзаж. – Красивые места, не правда ли?

Присцилла, в свою очередь, обвела взглядом сухую красную землю, усеянную неприхотливыми кактусами, выветренные скалы и скудную растительность по берегам недальней речки.

– Вы находите все это красивым?

– Нужно уметь видеть красоту. – Остановив фургон, Брендон указал на отдельно стоящее пекановое дерево. – Под ним лань с детенышем, но их нелегко заметить, потому что цвет шкуры сливается с окружающим. Попробуйте найти их.

Присцилла послушно уставилась в указанном направлении, но так ничего и не высмотрела.

– На несколько футов левее ствола. Видите, лань только что шевельнулась!

– Вот теперь вижу! – воскликнула Присцилла в полном восторге.

Детеныш, совсем крохотный, робко вертел изящной мордочкой и был до того хорошеньким в своей пятнистой шубке, что слезы навернулись на глаза девушки.

– Какие они чудесные! Я всегда любила животных…

– Я тоже. Мы с братом держали дома целый зверинец. Кого там только не было, но особенно хорошо я помню рыжего ретривера по имени Дилан. Я его просто обожал… Странно, я годами не думал о собаках, даже о нем.

– А что с ним случилось?

– Ничего особенного, он состарился и умер в положенный срок. Жизнь у него сложилась на редкость счастливо. Мало кому из людей выпадает удача познать любовь настолько самозабвенную. Да, мы безмерно любили Дилана.

Присцилла охотно верила в это.

– Мне нравятся просторы этой земли, – задумчиво продолжал Брендон, более словоохотливый, чем обычно. – Здесь можно сполна познать вкус свободы, а это всегда делает человека лучше.

«Вот уж не всегда», – мысленно возразила она, вспомнив шайку Руиса.

– Думаю, нигде больше нет таких великолепных закатов. Стоит претерпеть изнурительную дневную жару, чтобы увидеть их. А весна! Весна здесь чудо как хороша. Все покрыто шелковистой молодой травкой и цветами, порой такими, какие и вообразить-то трудно.

– Цветы… – протянула Присцилла. – Я всегда мечтала о цветнике под окнами. Целые поля цветов… нет, я не могу себе этого представить.

Брендон улыбнулся, но когда девушка ответила ему улыбкой, он почему-то прокашлялся и отвел глаза. Подстегнув мулов, он вперил взгляд в далекую линию горизонта с таким видом, словно желал бы разом притянуть ее ближе.

После недавнего оживления возникла скованность. Присцилла выпрямилась и тоже начала вглядываться в горизонт. Однако ей вовсе не хотелось приблизиться к нему – напротив, она поймала себя на мысли, что готова добираться до него неделями, даже месяцами.

«Два дня, два дня, два дня», – стучало в сознании в такт цокоту копыт. Через два дня она окажется на ранчо и впервые увидит человека, чье предложение приняла.

Как он выглядит, ее будущий муж? По словам тетушки Мэдди, он по-мужски привлекателен. Она познакомилась со Стюартом Эганом во время поездки в Натчез к умирающему брату. Дедер Уиллз был последним, кроме самой Мэдлин, родственником Присциллы, и она, разумеется, хотела бы с ним проститься. Но в то время ее образование было еще не закончено, и тетя оставила девушку с Эллой Симпсон. Все это случилось два года назад.

По словам тетушки Мэдди, в ту пору Стюарт on Эган оплакивал недавно умершую жену. Возможно, именно поэтому пожилая дама прониклась симпатией к молодому вдовцу, и между ними завязалось что-то вроде дружбы, не оправданной ни общностью интересов, ни возрастом. Однако, какова бы ни была причина, они поддерживали переписку. Когда же недомогание тетушки перешло в серьезную болезнь, Присцилле пришлось писать письма под ее диктовку, а потом и самостоятельно. Постепенно она привыкла к совершенно незнакомому ей человеку, к его дружескому теплу и приняла ухаживание на расстоянии как нечто само собой разумеющееся.