Оливия Уэдсли - Любовь Сары Дезанж Страница 25

Когда Юлиан вернулся домой, квартира показалась ему пустой и неуютной. Он позвал Рамона. Раздались шаркающие шаги, затем смолкли и на пороге показался старик Гиз.

— Здравствуй, отец, я хочу сообщить тебе новость, — сказал Юлиан.

Отец не ответил. Он вошел в комнату, оставив дверь открытой. Юлиан подошел к двери и закрыл ее.

— Министр иностранных дел предложил мне должность, в Тунисе. Я принял ее.

Старый Гиз беспомощно снял монокль и сказал сдавленным голосом.

— Неужели?

Юлиан подошел к нему и обнял его за плечи, Уже много лет он не был так ласков с отцом.

— Да, это так, — сказал Юлиан с добродушной насмешкой, — и я знаю, что ты очень рад.

Отец не ответил, и Юлиан только теперь заметил, что старик очень побледнел и осунулся.

С искренним раскаянием он тихо воскликнул:

— Отец!

Гиз заговорил, наконец, с трудом сдерживая волнение. Его голос дрожал:

— Поздравляю, Юлиан.

— Благодарю тебя, хотя твое поздравление не очень сердечно, отец, — с улыбкой сказал Юлиан.

Он подождал минутку, затем подошел к столику, где стоял ящик с папиросами, и добавил озабоченно.

— Я надеюсь, ты не был болен это время? Ты плохо выглядишь.

За его спиной старый Гиз старался сдержать слезы, душившие его, но он был слишком горд, чтобы показать сыну свое душевное состояние.

После некоторого молчания он с усилием произнес:

— Благодарю тебя, но я совершенно здоров. Знает ли Колин о твоем решении?

— Никто, кроме тебя, еще ничего не знает, — начал Юлиан и смущенно замолк, вспомнив о Саре.

Он снова подошел к отцу и остановился около него, закуривая папиросу.

— И еще одной особы, которой известны все мои планы, — смущенно продолжал он. — Я хочу еще кое-что сообщить тебе.

Отец взглянул на него. В его глазах была не то мольба, не то угроза.

— О ком ты говоришь?

Он говорил медленно, с трудом, но Юлиан не заметил этого.

— Я говорю о графине Дезанж. Она согласилась стать моей женой.

Он опустил взор, не решаясь взглянуть на отца. Когда Юлиан посмотрел на старика, лицо молодого Гиза сияло от гордости и счастия, в то время, как старик подошел к окну, чтоб сын не заметил выражения его лица. Повернувшись к Юлиану спиной и держась неестественно прямо, отец сухо произнес: — Прими вторично мои поздравления.

— Благодарю.

Наступило неловкое молчание. Юлиан, погруженный в свои мысли, все же обратил внимание на странное поведение отца и испытал легкое раздражение против него, поняв чутьем враждебное настроение старика. Он с улыбкой посмотрел на отца.

— Я хочу предложить тебе пообедать со мной где-нибудь и отпраздновать этот радостный для меня день.

Старик, разглядывавший какую-то бумагу, не обернулся к нему.

— Нет, благодарю тебя, Юлиан.

Юлиан испытал невыразимое облегчение, когда появился Рамон, прервав наступившее молчание. Он издал громкое восклицание, когда увидел своего «маленького господина», как он называл Юлиана.

— О, господин Юлиан, а я не знал о вашем приходе.

Юлиан вскочил с кресла, на котором сидел.

— У меня важные новости, Рамон. Меня посылают в Африку через неделю.

— Для чего, господин Юлиан? — с выражением ужаса на лице спросил Рамон.

— Воевать с туземцами и охотиться на львов, — рассмеялся Юлиан.

Рамон был в восторге от его шутки. Он засиял. Юлиан подошел к нему и положил руку на его плечо.

— Но есть еще одна новость и очень важная к тому же. Рамон, самая прекрасная женщина в мире согласилась выйти за меня замуж.

— Когда? — восторженно воскликнул Рамон.

— Через год, старый друг.

— Это замечательно. Неужели это возможно, — радовался Рамон. Он ушел, сияя.

Юлиан взглянул на отца, который сидел, не двигаясь. Он состроил мальчишескую гримасу и пошел в свою спальню.

Когда Юлиан вышел из комнаты, старый Гиз опустил бумагу, которую он изучал все время. Слезы высохли на его глазах, горевших мрачной ненавистью.

Так вот, чем все это кончилось! Юлиан женится на этой женщине. Она была богатой и красивой. Гиз был уверен, что она ненавидела его также, как он ее. И она победила! Он вспомнил оскорбительные слова, которые наговорил ей, Ненависть и гнев наполняли его душу. Она ничего не сказала Юлиану и конечно ничего не скажет ему. Юлиан был потерян для него навсегда. Эта женщина овладела им всецело. Доминик Гиз оказался побежденным. Если бы он знал тогда, что несчастный Дезанж был при смерти! Он умер в тот же день. О, да, она отомстит ему теперь за нанесенное оскорбление. Будущее Юлиана, которое составляло его гордость и радость, зависело теперь от каприза этой женщины. Он ничем не мог помешать женитьбе сына и каждую минуту она могла все рассказать Юлиану. Его любовь к сыну, огромная и эгоистичная, перешла в дикую ревность. Он сидел неподвижно, представляя себе свое одинокое будущее, и невыразимые страдания терзали его. Если это было возможно — его ненависть к Саре еще возросла, потому что она в любую минуту могла предать его и тогда разрыв с сыном был неизбежен. Женщина победила и торжествовала, радуясь своей победе над ним. С самого начала она была угрозой его счастью и теперь все его самые худшие опасения оправдались. Всякая попытка уговорить Юлиана, открыть ему глаза была бесполезной. Он поссорился с отцом и покинул его, когда тот посмел заговорить о Саре. Старый Гиз ужасался при мысли, что Сара может рассказать Юлиану о его посещении.

Он слышал, как Юлиан насвистывал в своей комнате, и знакомый мотив напомнил ему прошлое. Он еще глубже опустился в кресло и видения прошлого пронеслись перед его глазами. В его душе был хаос диких чувств и разноречивых мыслей.

Он вспомнил, как Юлиан насвистывал этот мотив, когда еще был ребенком, ему казалось, что он снова чувствует теплую руку мальчика в своей, видит его сияющие глаза, слышит его радостный голос.

Вошел Юлиан. Он переоделся и был в прекрасном настроении и весело болтал с отцом, который был очень молчалив.

Явился Рамон с бутылкой шампанского.

Юлиан провел вечер дома. Спать они легли поздно.

Гиз пожелал сыну спокойной ночи, проводив его до его спальни.

— Здесь все в порядке, — сказал он, заглянув в комнату сына.

— Да, конечно, — ответил Юлиан, тронутый вниманием отца.

Ему хотелось сказать старику какое-нибудь ласковое слово, загладить навсегда воспоминание об их ссоре, но это было ужасно трудно; наконец, он сказал:

— Я надеюсь, что… между нами все по-прежнему?

Старик резко кивнул головой.

— Да, да, спокойной ночи, мой мальчик.

Оба не находили нужных слов и оба были рады остаться наедине.