Барбара Картленд - Цыганская свадьба Страница 27

Нет. Женитьба на Савийе для него невозможна! Значит, решил маркиз, ему необходимо убедить Савийю остаться с ним в качестве его любовницы.

От него не укрылось то презрение, с которым она произнесла цыганское слово «пирамни». Не было никаких сомнений в том, что для нее в нем заключался еще больший грех, чем видели в подобном явлении большинство англичанок.

Строгие моральные устои были для цыган частью их верований, они составляли основу их жизни. Маркиз понимал, что заставить Савийю пойти наперекор всем ее понятиям и занять столь оскорбительное для нее положение могла только глубочайшая любовь, — такая любовь, которая заставляет человека совершенно забывать о себе и думать только о любимом.

Еще и еще раз уверив себя в том, что иного пути у него просто нет, маркиз решил отбросить бесплодные раздумья и заставил себя лечь в постель.

Однако заснуть он так и не смог и поэтому встал очень рано.

Его не покидала уверенность в том, что ему необходимо как можно скорее увидеться с Савийей. В том, как она покинула его накануне вечером, было слишком много недоговоренности и неопределенности. Он никак не мог удовлетвориться таким завершением невыразимого восторга, который испытал, когда держал ее в объятиях и целовал.

Маркиз был совершенно уверен в том, что для Савийи этот поцелуй был первым в ее жизни.

Ощущая, как трепещет ее тело, он с полной определенностью знал, что в ней проснулся жар страсти, который мог сравниться только с его собственным. Уже сейчас, даже не удовлетворив плотского желания, они стали единым существом: у них было одно сердце, один ум, одна душа.

«Я ее люблю!», — снова и снова говорил себе маркиз, понимая, что более глубокого чувства он никогда не узнает, — на большее просто не способен ни один человек в мире!

Он не сомневался в том, что Савийя придет к нему в свое обычное время, примерно в одиннадцать утра.

Каждый день, возвращаясь из имения Юдит, он находил ее в библиотеке, где она беседовала с Преподобным.

Они обсуждали самые разнообразные вопросы, требовавшие такой эрудиции, которую маркиз прежде считал недоступной для женщин. И при этом Савийя была так чарующе красива, что ему нелегко было поверить в то, что она действительно настолько умна, насколько в этом его уверял Преподобный.

Сегодня маркизу казалось, что он не в силах упустить даже доли секунды из того времени, которое они могут провести вместе, так что этим утром их роли должны были поменяться: не Савийя будет его ждать, а он станет с нетерпением дожидаться минуты ее появления!

Пока Хобли помогал ему надеть костюм для верховой езды, маркиз вспомнил, что еще не вернул Савийе те монеты, которые она одолжила у отца, чтобы с их помощью они могли провести сэра Элджернона.

Он сказал себе, что должен обязательно их вернуть — ведь они оказались чрезвычайно ценными.

Потом маркиз подумал о том, как странно, наверное, знать, что ты должен скитаться по всему миру, встречаясь с ужасными крайностями климата и враждебностью местного населения, терпеть всевозможные лишения — и при этом иметь средства для того, чтобы вести вполне обеспеченную оседлую жизнь!

Улыбнувшись, он решил, что, видимо, это компенсируется другими удовольствиями. Многие находят радость в борьбе с многочисленными трудностями. И при этом нет смысла испытывать скуку и раздражение от необходимости иметь дело с неинтересными людьми — ведь уходящая вдаль дорога не имеет конца.

— Хобли, вы не знаете, в какое время собираются уехать сэр Элджернон и капитан Коллингтон? — осведомился маркиз у своего камердинера.

— Сэр Элджернон приказал подать ему экипаж в одиннадцать часов, милорд.

— Я вернусь задолго до этого часа, — сказал маркиз. — Мне надо переговорить с несколькими людьми в имении леди Уолден. Но прошу вас заверить сэра Элджернона и капитана Коллингтона, что я не стану задерживаться надолго и надеюсь увидеться с ними до их отъезда.

— Я передам им ваши слова, милорд.

— Кстати, я обнаружил более короткую дорогу к новому имению, Хобли, — удовлетворенно проговорил маркиз в ту минуту, когда камердинер подал ему куртку для верховой езды.

— Да, милорд?

— Я пользуюсь ею всю последнюю неделю. Когда я засек время, то оказалось, что она занимает меньше двадцати минут.

— Если, конечно, ехать на самой хорошей лошади, милорд, — с улыбкой заметил Хобли.

— Признаю, что быстрая лошадь — это обязательное условие, — отозвался маркиз.

— Наверное, я знаю, о какой дороге вы говорите, милорд, — сказал камердинер. — Она проходит по аллее через северный край леса.

— Правильно, — подтвердил его господин. — Оттуда я попадаю прямо в парк, который спускается к дому леди Уолден.

Маркиз мельком взглянул на свое отражение в большом зеркале и вышел из комнаты.

Хобли с удовольствием проводил взглядом внушительную фигуру своего господина, решительно шагавшего по коридору.

Он думал про себя, что никто не мог бы лучше смотреться в куртке для верховой езды, сшитой из серой ткани в рубчик. Скроенный умелой рукой лучшего лондонского портного, наряд сидел как влитой. Весь костюм для верховой езды, включавший помимо куртки желтый жилет и белоснежные бриджи, мог считаться образцом мужской элегантности.

А начищенные до зеркального блеска сапоги маркиза были предметом особой гордости Хобли.

Камердинер отказывался от бесчисленных взяток, которые предлагались ему лондонскими денди за то, чтобы он выдал им свои тайный рецепт особого состава для обуви. Эти денди пытались подражать элегантному стилю маркиза, но регулярно терпели полное поражение.

Перед дверями дома двое конюхов с немалым трудом удерживали горячего жеребца, которого маркиз месяц назад приобрел на аукционе «Тэттерсоллз».

Это был норовистый молодой конь с небольшой примесью арабских кровей. Легко садясь в седло, его хозяин с удовлетворением подумал, что езда на новом жеребце обещает быть непростой. Ему надо будет подчинить своей воле животное, еще не успевшее привыкнуть к новому седоку.

Жеребец несколько раз встал на дыбы, чтобы продемонстрировать свою независимость, и попытался пуститься вскачь со слишком большой скоростью, так что его пришлось осадить.

В конце концов, он почувствовал властную руку седока и смирился, хотя несколько раз из принципа прянул в сторону, словно пугаясь каких-то вымышленных опасностей. И скоро маркиз позволил коню скакать быстрой рысью через парк по направлению к лесу.

Приближаясь к краю деревьев, маркиз вспомнил о том, как накануне ночью в лунном свете он шел здесь вместе с Савийей.