К. Харрис - Когда рыдают девы Страница 27

Полковник был высоким, как и все отставные военные на службе у Джарвиса, статным и широкоплечим, со светлыми волосами, бледно-серыми глазами и румяным лицом. Бывший стрелок служил у барона уже два года и до сегодняшнего дня не разочаровывал хозяина.

– Вчера, – заговорил вельможа, поднимаясь с кресла, – я попросил вас поручить одному из лучших ваших людей некое задание.

– Да, милорд. Я могу объяснить…

– Не трудитесь, – фыркнул Джарвис, запихивая табакерку в карман. – Надеюсь, оплошавший больше на меня не работает?

– Совершенно верно, милорд.

– Вы меня утешили. Позаботьтесь, чтобы его замена не оказалась таким же разочарованием.

Тонкие ноздри полковника дрогнули:

– Слушаюсь, милорд.

– Вот и славно. Пока все.

Себастьян напрасно потратил три часа, обходя меблированные комнаты, таверны и кофейни,  часто посещаемые условно освобожденными офицерами. Вопросы, которые задавал виконт, были по необходимости туманны, а ответы, которые он получил, оказались абсолютно бесполезными. Не зная имени французского лейтенанта, как, скажите на милость, искать нужного военнопленного офицера среди такого их множества?

Виконт стоял у Серпентайна и наблюдал за учениями войск из казарм Гайд-парка, когда заметил хромавшего к нему молодого, болезненно худого мужчину. За ним по пятам с довольным видом следовал лохматый рыже-черный, с белым носом и манишкой, дворовой пес. Одно ухо дворняги торчало вверх, другое слегка обвисло, придавая собачьей морде вид постоянного изумления. Сюртук незнакомца обветшал, бриджи знавали починку, но рубашка была белой и чистой, поношенные сапоги – отполированными до блеска, а разворот плеч и ровная осанка безошибочно выдавали военного человека. Бледный цвет лица резко контрастировал с каштановыми волосами и свидетельствовал о долгих месяцах болезни и выздоровления.

Неизвестный неуверенно запнулся  в нескольких футах от Девлина. Пес остановился рядом с хозяином, высунув розовый язык и тяжело дыша.

– Monsieur le vicomte[12]?

– Да, – Себастьян медленно повернулся к подошедшему  лицом. – А вы, как я понимаю, таинственный и безымянный французский лейтенант мисс Теннисон?

Француз прищелкнул каблуками и элегантно поклонился. Этот офицер был явно не из тех, кто поднялся по карьерной лестнице из парижских трущоб.

– У меня есть имя, – произнес он на очень хорошем английском языке. – Филипп Арсено, лейтенант Двадцать второго конно-егерского полка.

ГЛАВА 18

– Мы познакомились в мае прошлого года в читальном зале Британского музея, – заговорил Арсено, когда они с Себастьяном пошли вдоль спокойной глади Серпентайна. Пес весело трусил впереди, обнюхивая землю и виляя хвостом. – У мисс Теннисон возникли затруднения с архаичным итальянским языком новеллы, которую она пыталась переводить, и я предложил свою помощь.

– Так вы филолог?

– Да, я когда-то учился на филолога. Но Франции в наши дни не нужны ученые – только солдаты. – Француз посмотрел через поляну туда, где под палящим солнцем шла муштровка отборных войск его королевского величества. – Возможность продолжить свои прежние занятия стала одним из утешений участи военнопленного.

– А что это за новелла, которую вы упомянули?

– Одно из малоизвестных ныне ответвлений легенды о короле Артуре под названием «La Donna di Scalotta».

– «Леди Шалотт», – задумчиво проговорил Девлин.

Арсено перевел взгляд на лицо собеседника и удивленно спросил:

– Вы знаете это произведение?

– Слышал о нем, но и только.

– Это трагическая история – о прекрасной деве, которая умирает из-за любви к благородному рыцарю.

– Сэру Ланселоту?

– Верно.

– Не правда ли, удачно получилось, что Камелот, Ланселот и Шалотт  рифмуются?

– Очень удачно, – расхохотался Арсено.

– Вы были влюблены в нее? – спросил Себастьян.

Смех замер на губах француза. Арсено пожал плечами – жест, могущий выражать что угодно – и отвернулся. Наблюдавшему за ним Девлину пришло на ум, что лейтенант выглядит молодо, потому что он действительно молод – вероятно, не старше двадцати четырех-двадцати пяти лет, а значит, на несколько лет младше Габриель.

– Так что же? Были ли вы влюблены в мисс Теннисон?

Спутники шли молча. Солнце пригревало им спины, заливая золотистым послеобеденным светом зеленую траву и деревья вокруг. Но только виконт решил, что собеседник не собирается отвечать, как тот тихо сказал:

– Конечно, был. По крайней мере немного. А кто бы не влюбился? Она была очень красивой женщиной, умной, смелой, полной жажды жизни. А я… – Голос Арсено сорвался, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить. – Я был очень одинок здесь, в Англии.

– А мисс Теннисон была влюблена в вас?

– О, нет. Между нами не происходило ничего любовного. Мы были друзьями – коллегами по науке. Ничего больше.

Девлин пытливо всмотрелся в худощавый профиль собеседника. Каштановые волосы лейтенанта слегка вились, а россыпь коричневатых веснушек на скулах придавала его облику что-то мальчишеское. Сейчас под веснушками предательски проступил слабый румянец.

– Когда вы виделись в последний раз? – поинтересовался Себастьян.

– Кажется, в среду вечером. Мисс Теннисон часто водила своих маленьких племянников  в парк покататься на лодке по Серпентайну. Я иногда встречал их здесь. Мальчики любили играть с Шьеном.

Виконт покосился на рыже-черного дворнягу, методично перебегавшего от дерева к дереву с беззлобным намерением пометить весь Гайд-парк как свои личные владения.

– Шьен? Так его зовут? – По-французски «шьен» означало просто «собака».

– Я подумал, что если дам ему настоящее имя, то могу чересчур привязаться к нему.

Пес вприпрыжку вернулся к молодому лейтенанту – виляющий хвост, карие глаза светятся  обожанием, – и француз, присев на корточки, взъерошил шерсть на лохматой шее. Шьен лизнул хозяину руку и радостно отбежал обратно.

– Похоже, ваш подход отлично срабатывает, – заметил Себастьян.

Арсено снова засмеялся и поднялся на ноги.

– Этот бродяга обитал на пустыре возле строящегося нового моста. Я время от времени хожу туда, чтобы посидеть над рекой, полюбоваться приливом и отливом. Пес иногда появлялся и устраивался рядом. А в один прекрасный день, когда я перед самым сигналом комендантского часа собрался уходить, увязался за мной. К сожалению, у Шьена неисправимая тяга к жизни низших классов общества, особенно цыганской. И шокирующая склонность к краже ветчины. Джордж говорил, что мне следовало назвать его «Ром», ведь этот пес в сердце цыган.