Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3 Страница 27

— Моя повелительница, пожалуйста осторожнее! За нами наблюдает преторианец!

Марк Юлиан быстро шагнул вперед и закрыл своей спиной Домицию Лонгину от любопытных взглядов гвардейцев, которые по взволнованному виду императрицы могли заподозрить что-то неладное.

— Я могу о многом поведать. Через Кариния я сообщу, какие меры предосторожности ему рекомендуют принимать астрологи во время поездок в экипаже. Мы можем…

— На сегодня хватит. Все отлично. Главное — не забегай вперед. А теперь слушай меня внимательно. Мы будем поддерживать связь между собой посредством книг. Это будет выглядеть вполне естественно — ты строишь библиотеку, а все знают о том, что у меня в Александрии есть источники, снабжающие меня редкими книгами и древними рукописями. Но я должен попросить об одном одолжении. Это не терпит отлагательств.

— Я ни в чем не могу отказать тебе, ведь ты вернул меня к жизни.

Домиция Лонгина горела желанием обязать его этой услугой, она чувствовала, что Марк Юлиан не такой человек, чтобы забыть об этом. Позднее, в нужный момент он отплатит ей сторицей.

— Если все сделать четко, то никакой опасности не возникнет.

Он быстро изложил свой план освобождения Аурианы, вернее, ту его часть, в которой должна была принять участие Домиция Лонгина.

— И кто же это несчастное, покинутое всеми создание, которое, однако, вовсе не такое уж несчастное, если пользуется твоей защитой?

— Тебе лучше поменьше знать об этом.

Императрица нахмурилась. Отважная и решительная женщина в ней исчезла, уступив место капризной девушке, смотревшей теперь на Марка Юлиана ласковыми, невинными глазами.

— Я соглашусь на это только в том случае, если ты разделишь со мной свое ложе.

Проклятье Немезиде! Она уже ревнует Ауриану и совсем забыла об опасности. Что с ней произошло? Диокл был прав — у нее в голове пух вместо мозгов.

— Моя повелительница, при всем моем желании и глубочайшем уважении… но ты ставишь меня в чрезвычайно щекотливое положение и подвергаешь себя огромному риску.

Домиция Лонгина, не выдержав, весело расхохоталась, а в ее глазах он прочитал мягкий упрек. «Какой же ты глупец, — говорили они, — если принял всерьез эту шутку!» Однако ей не удалось смутить Марка Юлиана, на лице которого появилась участливая, почти жалостливая улыбка.

«Эта страсть к мести даже в мелочах очень может пригодиться нам в будущем», — подумал Марк Юлиан.

— Я спросила об этом, чтобы проверить тебя — не является ли эта женщина твоей возлюбленной, — сказала Домиция Лонгина, и ее голос прозвучал очень легко и мелодично, словно маленькие серебряные колокольчики. — Я подумала: не хочешь ли ты просить об этом как о личном одолжении.

— Ты уже сказала, что я вернул тебя к жизни. Сделай это для меня, и мы будем квиты.

У Домиции Лонгины перехватило дыхание. Ее глаза стали вдруг очень серьезными. Марк увидел — его ответ пришелся по душе своей откровенностью.

— Я должен добавить, — сказал он с улыбкой, — что ее исчезновение приведет Домициана в настоящее бешенство.

— В самом деле? — в ее глазах вновь появилось озорное выражение. Они повернулись и пошли назад к столу. — Я буду твоей союзницей во всем. И я обязательно помогу тебе спасти свою любимую.

Ее голос почти затерялся в шуршании ее шелковой столы.

Глава 43

После праздника Сатурналий Ауриана начала отмечать дни на стене своей камеры при помощи угля. Она делала это для того, чтобы знать время своих праздников, и ее соплеменники тогда могли бы отмечать их, совершая символические жертвоприношения предкам.

Это случилось в последний день Луны Волка. Глубокой ночью ее вдруг разбудил свет факела, направленный прямо в лицо. Прикрывая рукой глаза, Ауриана всмотрелась в злорадно ухмылявшуюся рожу и узнала Гарпокраса, стражника, который исполнял должность ключника.

— А ну, вставай, спящая принцесса! — сказал он голосом, полным издевательской шутливости.

Схватив ее за тунику, рывком поднял на ноги. В этот момент Ауриана еще не совсем проснулась, и ей показалось, что это пришла на ней Хельгруна, чтобы отвести и полночь к Рамис.

«Куда я иду? Кто меня ждет? Почему меня подняли среди ночи? Авенахар, ты еще не родилась, и Рамис ждет над черной водой. Я иду к своей жизни, я иду к своей смерти… Рамис, ты собираешься сказать мне, что я стану королевой. Именем призраков Хелля, что ты подразумеваешь под этим?»

Но вдруг к ней вернулось чувство страха, которое теперь неотступно сопровождало ее, и она вспомнила, где находится.

— Иди впереди меня, неуклюжая корова! Иди! — скомандовал Гарпокрас, брызгая слюной из выщербленного рта. — Один человек требует, чтобы тебя привели к нему.

Ауриана двигалась по неровному, с низкими сводами коридору, похожему на склеп, а Гарпокрас изредка тыкал в нее концом копья, показывая, куда сворачивать. Скоро она догадалась, что ее ведут на кухню. Сзади слышалось натужное кряхтение Гарпокраса, с трудом ковыляющего за ней — у него одна нога была короче другой — последствие старой раны. Из-за этого ключи на его поясе звенели по-особому, возвещая всем о его приближении.

— Это против всех правил, — пожаловался он в перерывах между сильными приступами кашля, сотрясавшего все его тело и наполнявшего воздух запахом прокисшего изюмного вина. — Только пикни об этом кому-нибудь, и мы, стражники, прикончим тебя, распустив слух, что ты напала на одного из нас. Разделаем так, что зверям нечем будет полакомиться, когда тебя выбросят к ним яму.

Гарпокрас чувствовал себя как лиса, попавшая в капкан, поставленный против нее в курятнике. Он согласился устроить эту встречу лишь потому, что взятка, которую ему посулили, была поистине царской. Ни у кого Гарпокрасу не удавалось выманить столько сестерций. Но это было еще не все. Человек, потребовавший встречи с пленницей, предъявил ему письменный приказ с императорской печатью. Гарпокрас был почти уверен, что печать поддельная, но кое-какие сомнения в этом у него все же были. Если это было игрой, затеянной кем-то из высших чиновников, то он решил, что в этой ситуации лучше всего не рисковать головой. Ему лишь оставалось молить Немезиду, чтобы его не застукали.

Они оказались перед низкой дубовой дверью, ведущей в кладовую для зерна. Здесь Гарпокрас приказал Ауриане остановиться. Она молча повиновалась, но ее сердце прыгало, как дикая белка, впервые посаженная в клетку.

Гарпокрас вставил в замок длинный узкий ключ, намереваясь впустить Ауриану внутрь и затем запереть дверь, чтобы никто случайно не вошел туда. Дверные петли издали жалобный скрип, похожий на мяуканье кошки. Свет одной тусклой лампы дал Ауриане возможность рассмотреть кучу мешков с зерном, несколько рядов амфор с оливковым маслом и смутные очертания человеческой фигуры, закутанной в панэулу с капюшоном. Даже в этом убогом и мрачном месте от этой фигуры исходили уверенность и достоинство. Ауриана почувствовала опьянение от радости, словно только что осушила чашу неразбавленного вина. Ей не нужно было видеть его лицо, она и так знала, кто он такой. Так каждое существо чувствует своего сородича на расстоянии.