Сионская любовь - Авраам Мапу Страница 27

Глава 11

Азрикам раскошеливается

Утром следующего дня Зимри повстречал Азрикама на одной из улиц Иерусалима. Им было по пути. Они миновали Овечьи и Рыбные ворота и с северной стороны Восточных ворот подошли к Старым воротам. Город полон народу, шумит, гудит.

– Кого только нет в этой толпе: продавцы и покупатели, ловкачи и простаки, – размышляет вслух Зимри, – все в одном котле кипят. Что руками людей сделано, и, что потом из рук в руки переходит – всему цена имеется, мера денежная. Задумался ли кто: человек сколько стоит? В нем одном есть все, за что люди платить готовы. Лишь струны сердца его настроишь на нужный лад и получишь вещь по вкусу – и новое сотворить и старое разрушить, и от беды уберечь и врага сокрушить – на все человек сгодится. А чтобы к струнам этим подобраться, деньги требуются. Человек не дорог и не дешев, и нет ему точной цены. Главное – в товаре не ошибиться.

– Чую, приятель, у тебя полон короб новостей. Пойдем-ка ко мне домой, и все выложишь, – сказал Азрикам.

– В твоем доме говорить опасно: как бы камни в стенах не возопили. Разговоры наши секретные и годятся для двоих, и третий – лишний. А здесь, на улице, и того хуже – отовсюду семь пар глаз смотрят, семь пар ушей слушают, каждое слово на лету хватают.

– Есть у меня отличное место на примете. Пойдем в винодельню Карми. Человек он умный, неболтливый, надежный, – сказал Азрикам.

– Жизнь учит хранить секреты от друзей, и вернее будет, если спустимся в долину, где в прежние времена детей сжигали в жертву идолам. Нынче в царствование Хизкияу там след человеческий простыл.

– Будь по-твоему. Однако запомни, если случится дело срочное ко мне, да еще и на ночь выпадет, приходи в винодельню к Карми, а он пошлет за мной. Я доверяю ему. Но разговор наш он не услышит. Дело будет меж нами. Это – на будущее.

Зимри и Азрикам пришли в безлюдную долину и расположились под тутовыми деревьями.

– Вчера Тейман, Амнон и Тамар задержались на Масличной горе до позднего вечера. Я вышел позвать их в дом и заметил, что кольцо Хананеля надето на руку Амнона, – сказал Зимри.

Как ужаленный вскочил со своего места Азрикам и обрушился на Зимри с упреками.

– Худая новость! Кольцо Хананеля на руке Амнона-пастуха – это сон старика! Зимри, разве не просил я тебя придумать такое, чтобы уронить Амнона в глазах Тамар? А ты, упрямец, делаешь наоборот – хвалишь этого пустобреха. Ищешь обходной путь к цели? Промедление гибельно в решительный час. Отрава действует, пока свежая. Укоренится болезнь, и не спасет врач. Вот, упустили время, и пастух прижился, как сильное деревце в доброй земле. Теперь заставь-ка его голову склонить!

– Взялся смешить меня, Азрикам? Да ведь если я стану порочить Амнона, девица тотчас разглядит злонамерение. Всякому видно, как прелестен пастух. И не мне людей разуверять. Кто несет прошлого пятно, тот навек останется рыбой без чешуи и плавников – мерзость, иначе говоря. Худое слово в моих устах – похвала в чужих ушах.

– Ты прав, Зимри. Не внушить Тамар дурного об Амноне. А почему к Иядидье не пробовал подступиться?

– Многовато на мою бедную голову – одному хозяину советы давать, а другому лгать!

– Так присоветуй дельное или каверзу изобрети. Амнон на беду и позор нам послан. Словно кость в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. Неужто ты, хитрец, ничего не придумаешь? Если боишься оступиться, речи свои в чужие уста вложи. Вот, не ты мне, а я тебе совет даю!

– Повторяю: путь к сердцу деньгами прокладывается. Амнону, пастуху и герою, сообщу кое-что, и Маху подучу. Твоими деньгами расплачусь. Открывай мошну, и не будем терять время.

– Я от прежних слов не отступаю: никаких денег не пожалею, лишь верни мне Тамар. А твоя награда – до половины моего богатства!

– Большое дело – своевременное дело. Твоя это мысль, не так ли? Придет день, и о моей награде поговорим. Сейчас главное – Амнона остановить.

Достигнув согласия, сообщники направили свои стопы обратно в город. Азрикам отвесил Зимри серебра полной мерой – Амнона и Маху подкупать.

Раскаяние и безумие

Иядидья с семейством перебрался в свой летний дом на Масличной горе. За покровителем своим последовал и Амнон. Освободившаяся комната его предназначается Ситри, что приезжает в Иерусалим по делам.

Поздно вечером явился к Иядидье мальчик-посыльный, слуга судьи Матана, и сообщил, что судья просит Иядидью срочно пожаловать к нему.

– Случилось ли что? Отчего спешка? – спросил Иядидья.

– Хозяин болен, страх смерти витает в доме, – ответил посыльный.

Иядидья без промедления оседлал мула и верхом поспешил к судье. Прибыв, уселся у постели больного.

– Что с тобой, Матан?

Судья уставился на гостя и не в силах слова вымолвить.

– Ум его помутился, ничего понять не может, – плача сказала жена Матана.

– Да и я заметил перемену в нем. Уж месяц, как Матан сам не свой, угрюмый и злобный. “Что стряслось с тобой?” – спрашивал его, а он едва выдавит два слова: “Заболел, поправлюсь”.

– Он всем так отвечал. Днями мрачен, а ночами от страха дрожит. Боюсь за него. А нынче в полночь давай руками размахивать, ногами топать. Что есть голоса вопит, словно проклятия выкрикивает, а слова непонятные. Жутко мне, волосы дыбом встают. Сегодня не вытерпела, послала за тобой, Иядидья.

Тут Матан нарушил молчание, и голос его бешенный, и речь бессвязна.

– О, Хагит!.. Дети ее!.. Львица с детенышами!.. Горе мне! Не исцелить души моей растерзанной! Нутро мое грязное, гнусное … Дьяволица вероломная, на части рвешь меня … Отчего дом Наамы не сгорел?.. Хагит, зла порождение, куда заманила меня?.. Преступлением своим раздавлен. Горе мне! Огонь вокруг, огонь внутри!..

Обессилил, затих Матан. Достал из-под подушки ключ и молча протянул его Иядидье. Увидав ключ, зарыдала жена судьи.

– Этот ключ от подземной кладовой. Никто, кроме него этот ключ в руках не держал, и коли отдает его – значит умирает! Бросаешь меня, Матан! – голосит жена.

– Да неужто бальзама целебного нет в Гиладе, и лекаря не найти? – вскричал Иядидья, – не падай духом, женщина, всегда есть надежда. Из святилища Господа помощь придет, Сион честного сына своего спасет. А речей его безумных не слушай, Бог даст, исцелится больной, и беда минует тебя. Я тем временем отправлюсь домой, а утром вновь вернусь сюда.

Медленно едет Иядидья. Перебирает в мыслях слова больного, и душа его смущена. “Помешанные говорят правду. Безумен ли