Виктория Холт - Избранницы короля Страница 28

Луизе ничего не оставалось, как изложить гостю свои затруднения, — благо она подгадала встречу на час, когда граф только что в очередной раз убедился в безграничной любви португальцев к великой Англии и ее славному повелителю.

Чуда, на которое надеялась Луиза, не произошло, и надо было признаваться, что обещанных за дочерью денег у нее нет.

— Милорд! — без обиняков начала она. — Последние месяцы были для нас весьма нелегкими. Наш давний враг решил сделать все возможное, чтобы предотвратить равно желанный для нашей и вашей страны союз. В момент подписания брачного договора приданое нашей дочери было готово и дожидалось лишь отправки в Англию. Но вероломный враг нарушил наши границы; пришлось срочно снаряжать войско и использовать часть денег из приданого нашей дочери на оборону страны.

Граф остолбенел от неожиданности. Ведь ему приказано было доставить в Лондон деньги — благодаря которым, собственно, португальская принцесса и покорила сердце безденежного английского монарха.

По обеспокоенному выражению его лица королева догадалась, о чем он размышлял в эту минуту: не следует ли ему немедленно возвращаться в Англию, оставив Екатерину ее коварной матушке?.. Луиза перепугалась не на шутку, ибо живо представила себе не только скандал с англичанами, но и позорную сдачу Португалии на милость испанских завоевателей. Однако, вспомнив о предначертанной ее дочери высокой миссии, она несколько воспрянула духом.

Граф, со своей стороны, с тревогой думал о расходах, понесенных во время овладения Танжером, и подсчитывал в уме, во что обойдется снятие оставленного там гарнизона и перевозка солдат обратно в Англию.

Тем временем Луиза продолжала:

— Половина денег будет погружена на суда Его величества короля Англии незамедлительно; вторую же половину я обязуюсь переслать в Лондон в течение года от сего дня.

В одну минуту граф принял решение. Половина приданого лучше, чем ничего. Да и дело зашло уже слишком далеко, чтобы так просто можно было с ним покончить. Посему он почтительно поклонился Луизе и отвечал, что поскольку Его величество короля интересует в первую очередь его королева, то он согласен принять половину денег сейчас, с тем чтобы оставшиеся были переданы в Лондон в течение года, и что, как только означенная половина будет погружена на корабль, он, граф Сандвич, будет готов сопровождать супругу Его величества в Англию.

Луиза улыбнулась. Остальное было уже не так трудно. Вместо золота — потому что достать его было решительно невозможно — она велит погрузить на английские суда мешки с сахаром, пряностями и прочей снедью.

Королева в последний раз обняла свою дочь. Обе знали, что, возможно, уже не встретятся более. Однако, несмотря на невыносимую горечь расставания, глаза их оставались сухими. Мать и дочь одинаково боялись, что, стоит им уронить хоть одну слезинку, они уже не смогут сдержать своих чувств и позорно разрыдаются на глазах не только у грандов и идальго португальского двора, но и английских моряков в придачу.

— Всегда помни свой долг перед супругом и перед своей страной.

— Да, матушка.

Луиза все еще не разжимала объятий. «Предостеречь ли ее еще раз от встреч с этой недостойной женщиной, к которой король, говорят, питает порочную страсть?.. Пожалуй, не стоит. Невинность и чистота Екатерины подскажут ей, как лучше поступить. Ей ни к чему знать лишнее».

— Не забывай, чему я тебя учила.

— Прощайте, милая матушка.

— Прощай, дитя мое. Помни, что ты спасительница своей страны. Будь покорна своему супругу. Прощай, моя девочка!.. — говорила Луиза дочери.

«Я не должна горевать! — твердила она самой себе. — Мечты мои сбылись. Испанцы не досаждают нам более; англичане наши союзники, связанные с нами узами брака и любви».

Недоразумение с приданым уладилось к обоюдному согласию сторон. Правда, граф Сандвич чуть было не отказался принять вместо золота сахар и пряности. В конце концов сговорились на том, что вместе с грузом в Англию отправится оборотистый еврей по имени Диего Сильвас; он поможет сбыть товар за золото, которое и ляжет в английскую казну.

«Благодарение Богу и святым Его, — думала Луиза. — Все трудности позади, бояться больше нечего. Гложет грусть — так что же? Разве это не естественно для матери, которая прощается со своей любимой доченькой?..

...Екатерина! На вид совсем еще дитя, гораздо моложе своих лет. Может, воспитание ее было излишне деликатным? Каково-то ей придется теперь среди веселости чужого Двора?.. Ну да Господь сам решил ее участь, они позаботится о ней».

Но вот наконец завершились последние объятия и последние пожатия рук, и Екатерина, в сопровождении обоих своих братьев — старшего, короля, и младшего, инфанта, — направилась к ожидавшей их карете. Прежде чем ступить на подножку, она обернулась, чтобы еще раз увидеть матушку и присесть в последнем реверансе.

Луиза смотрела вслед своим детям, и сотни картин прошлого теснились в ее памяти: появление на свет каждого из них, счастливые дни Вилья-Висосы, двадцать пятое ноября, день рождения маленькой Екатерины.

— Прощай, — прошептала она. — Прощай, моя доченька!..

Королевская карета тронулась.

Пока они ехали под триумфальными арками, меж приветственных криков горожан, к собору, в котором сегодня служилась праздничная месса, все происходящее казалось Екатерине сказочным сном, словно эти кричащие люди, и богато разукрашенные улицы, и знамена, на которых она сама стоит рядом с Карлом, и камка, и парча — все это лишь плоды ее разыгравшегося воображения. После мессы величественный кортеж направился к Террейро до Пасо, откуда королевский баркас должен был доставить ее на борт «Августейшего Карла».

С нею вместе готовились к отплытию Мария Португальская и Эльвира де Вильпена.

«Тебе не будет одиноко, — обещала ей матушка. — Ведь у тебя будет свита из шести придворных дам и, кроме того, две наставницы, подруги твоих детских лет. Все вместе они постараются восполнить для тебя мое отсутствие».

Отплытие было самое торжественное. «Августейший Карл», гигант с шестисотенной командой и восьмьюдесятью пушками на борту, встретил прибытие кортежа орудийным салютом; вся прибывшая на Террейро до Пасо знать в последний раз подходила к Екатерине, чтобы коленопреклоненно приложиться к ручке английской королевы. Наконец Екатерина ступила на баркас, который, под звуки музыки и прощальные возгласы соотечественников, устремился к «Августейшему Карлу».

Вместе с ощущением зыби под ногами на Екатерину вдруг навалилось чувство безысходного отчаяния. Ведь все ее мечтания о муже — благородном принце, предлагавшем свою жизнь взамен на жизнь отца, о возлюбленном, писавшем ей нежные письма, — все это были лишь девичьи грезы; сейчас же она впервые с пронзительной остротой почувствовала, что теряет ради него родной дом, любовь своих братьев и, главное, близость матушки.