Эльза Вернер - Развеянные чары Страница 28

Глава 11

Маркиз был совершенно прав: несмотря на раннюю весну, жара уже давала себя чувствовать. Правда, сезон еще не кончился, но многие семьи уже покинули город и отправились в излюбленные дачные местности в горах и на морском побережье. Те, кто еще не сделал этого, готовились раньше, чем обычно, рассеяться во все стороны до самой осени, которая снова собирала всех в город.

В доме синьоры Бьянконы еще не было заметно приготовлений, свидетельствующих о скором отъезде, но разговор между ней и Рейнгольдом Альмбахом, по-видимому, шел именно об этом. Они были одни в роскошно убранной гостиной певицы. На красивом лице Беатриче выражалось сильнейшее волнение. Откинувшись на подушки дивана, сердито сжав губы, она безжалостно обрывала лепестки одного из великолепных букетов, в изобилии украшавших гостиную. Рейнгольд, мрачно нахмурившись и скрестив руки, шагал из угла в угол. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что разыгрывалась одна из тех бурных сцен, которые, по словам маэстро Джанелли, были так же часты между ними, как и солнечная погода.

— Прошу тебя, Беатриче, избавь меня от дальнейшей сцены, — запальчиво сказал Рейнгольд. — Она ничего не изменит в принятом мною решении. Я обещал маркизу Тортони, и наш отъезд в «Мирандо» назначен на завтра.

— В таком случае ты возьмешь свое слово назад, — возразила Беатриче не менее запальчиво. — Ты дал его без моего ведома всего несколько дней тому назад, тогда как мы уже давно решили провести этот дачный сезон в горах.

— Конечно, и тотчас же по возвращении из «Мирандо» я приеду к тебе туда.

— Тотчас по возвращении? — сердито крикнула Беатриче. — Тортони по обыкновению употребит все старания, чтобы удержать тебя там подольше, а поскольку ты едешь вместе с братом, то само собой разумеется, что твое отсутствие еще более продлится.

Рейнгольд вдруг остановился и окинул ее мрачным взглядом.

— Не будешь ли ты так добра раз и навсегда оставить в покое эту избитую тему? — резко спросил он. — Я уже отлично знаю, что между тобой и Гуго не существует симпатии, но он по крайней мере щадит меня, не распространяясь об этом, и не требует, чтобы я разделял с ним его антипатию. Впрочем, ты ведь не станешь отрицать, что он всегда безукоризненно вежлив по отношению к тебе.

Беатриче швырнула букет на пол и вскочила с дивана.

— О, да, с этим я согласна, но вот эта-то безукоризненная вежливость и возмущает меня… Любезный разговор с язвительной усмешкой на губах, учтивое внимание с затаенной ненавистью во взоре… истинно немецкая манера, от которой я страдала на вашем севере, которая сжимает нас кольцом так называемых общественных приличий и подчиняет себе, как бы мы ни сопротивлялись! Твой брат мастерски владеет этим искусством, ничто не касается и не задевает его, все разбивается о его вечную усмешку. Я… я ненавижу его, и он не менее того — меня!

— Ну, едва ли, — с горечью воскликнул Рейнгольд, — в искусстве ненавидеть трудно поспорить с тобой, в чем я неоднократно имел случай убедиться, когда ты считала себя кем-нибудь оскорбленной. Твоя ненависть переходит всякие границы. Однако на сей раз ты должна помнить, что она направлена против моего брата и что я не позволю ей отравить наше кратковременное свидание после долгих лет разлуки. Я не потерплю ни оскорблений, ни нападок на Гуго.

— Потому что ты любишь его больше меня! — в бешенстве крикнула Беатриче. — Потому что в сравнении с ним я для тебя — ничто! И в самом деле, что я для тебя?!

Плотина прорвалась, и хлынули упреки, жалобы, угрозы, закончившиеся целыми потоками слез. В этом порыве сказалась вся страстная натура итальянки, но ничто не могло склонить Рейнгольда к уступчивости. Он несколько раз пробовал остановить потерявшую самообладание даму, и когда это ему не удалось, в гневе топнул ногой.

— Еще раз повторяю тебе, Беатриче, прекрати эту сцену! Ты знаешь, что этим ничего не добьешься от меня, и, кажется, уже давно должна была убедиться, что я не безвольный раб, для которого твое слово, твой каприз — закон. Я не выдержу вечных сцен, которые ты устраиваешь по всякому поводу!

Он выбежал на балкон и, повернувшись спиной к гостиной, стал смотреть на Корсо, где жизнь била ключом. Из гостиной еще несколько минут доносились всхлипывания Беатриче, затем она умолкла, и тут же Рейнгольд почувствовал ее руку на своем плече.

— Ринальдо!

Он нехотя обернулся и встретил пылкий взор темных глаз Беатриче; в них еще стояли слезы, но уже не слезы гнева. Ее все еще взволнованный голос звучал теперь мягко и ласково.

— Ты говоришь, что я — мастерица ненавидеть. Неужели только ненавидеть, Ринальдо? Разве ты не испытал на себе совершенно противоположное?..

Рейнгольд вернулся в гостиную.

— Я знаю, ты умеешь и любить, — несколько теплее заговорил он, — горячо и безгранично любить. Но способна и мучить своей любовью, мне приходится чуть ли не ежедневно испытывать это.

— И от этой муки ты и хочешь сбежать, по крайней мере, на время?

Вопрос прозвучал резким упреком.

Альмбах сделал нетерпеливое движение.

— Я ищу покоя, Беатриче, и вблизи тебя никогда не нахожу его. Ты не можешь дышать без постоянных волнений, для тебя они — необходимость, жизненная потребность, и ты увлекаешь в их огненный круговорот всех тех; кто близок к тебе. Я… устал.

— От общества или от меня? — спросила Бьянкона, снова начиная горячиться.

— Неужели ты не можешь не отыскивать в каждом слове шпильки? —

вскрикнул Рейнгольд. — Я вижу, сегодня мы опять не понимаем друг друга… Прощай!

— Ты уходишь? — не то испуганно, не то с угрозой воскликнула итальянка. — И прощаешься таким образом, расставаясь со мной на месяц или больше?

Рейнгольд был уже у дверей, но тут он одумался и медленным шагом вернулся.

— Да, да, я и забыл о том, что уезжаю. Прощай, Беатриче!

Но, не так скоро удалось ему уйти. Бьянкона уже давно разучилась упорно стоять на своем перед этим человеком, сумевшим покорить себе ее капризную волю, и теперь, когда он снова подошел к ней, о дальнейшем противоречии не было и помина.

— Неужели ты и впрямь хочешь уехать один, без меня? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Беатриче…

— Один, без меня? — страстно повторила она.

Рейнгольд попытался было отнять у нее свои руки, но ему это не удалось.

— Чезарио непременно ожидает меня, — уклонился он от прямого ответа, — а я уже объяснил тебе, что ты не можешь сопровождать меня туда.

— В «Мирандо» не могу, — перебила его Беатриче, — я знаю. Но что мешает мне изменить наш первоначальный план и вместо гор провести начало лета в С, куда съезжается на летний отдых так много иностранцев? От «Мирандо» это довольно близко, и ты можешь за полчаса приехать ко мне на лодке. Можно мне поселиться там… вслед за тобой, Ринальдо?