Диана Гэблдон - Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) Страница 29

Она, прищурившись, посмотрела на него и убрала дождинки с ресниц тыльной стороной ладони, поддавшись желанию рассмеяться.

— Боже, ты думаешь, это имеет значение?

Он нехотя усмехнулся в ответ.

— Нет. Просто я сын священника, и какой-то шотландский кальвинист внутри меня шепчет, что обращаться таким образом с женщиной, не являющейся моей женой, грешно.

— Ха, — произнесла она и обхватила колени руками. Наклонившись вбок, она тихонько подтолкнула Роджера.

— Старый шотландский кальвинист. Действительно?

Он не глядел на нее, опустив глаза в землю. Капельки дождя блестели на его ясно очерченных черных бровях и длинных ресницах, серебря кожу на его скулах. Он глубоко вдохнул и медленно длинно выдохнул.

— Я не могу сказать, что твои опасения не имеют причины, — сказал он тихо. — Я не понимал, я вообще не думал до сегодняшнего дня о том, как опасен брак для женщины.

Он взглянул на нее и улыбнулся, хотя выражение беспокойства оставалось в его зеленых глазах.

— Я хочу тебя, Бри, больше, чем могу выразить. Просто я подумал, что как бы прекрасно не было произошедшее сейчас, я могу подвергнуть твою жизнь риску, если продолжу заниматься с тобой любовью. Но проклятие, если бы я хотел прекратить это!

Маленькие струйки страха слились в холодную змею, которая скользнула по ее позвоночнику и свернулась глубоко в ее животе, обвив кольцами матку. Она знала, чего он хотел, и это было не только то, чем они сейчас занимались, как бы приятно оно ни было. И понимая, чего он хочет — и почему — как она может отказать ему?

— Да, — она также глубоко вдохнула воздух и выпустила его белым облачком. — Ну что ж, я думаю, сейчас поздно волноваться об этом, — она взглянула на него и коснулась его руки. — Я хочу тебя, Роджер.

Она притянула его голову и поцеловала в губы, получая утешение в силе его рук, обвившихся вокруг нее, теплоте его тела рядом с собой.

— О, Боже, Бри, — пробормотал он ей в волосы. — Я хочу сказать тебе, что всегда буду защищать тебя, тебя и Джемми от любой опасности. И мне невыносимо думать, что именно я могу стать угрозой для тебя, что я могу погубить тебя своей любовью.

Его сердце сильно и ровно билось рядом с ее ухом. Она почувствовала, что тепло вернулось в ее руки, обхватившие его спину, и проникло глубже в тело, растопляя некоторые из ледяных струек страха.

— Все в порядке, — сказала она, наконец, желая подарить ему утешение, которое он не мог дать ей. — Я уверена, все будет хорошо. У меня подходящие бедра, все так говорят. Я просто кубышка.

Она провела рукой по роскошной выпуклости своего бедра, и он улыбнулся, последовав своей рукой тем же путем.

— Ты знаешь, что сказал мне Ронни Синклер вчера вечером. Он смотрел, как ты наклонилась, чтобы подложить дрова в костер, вздохнул и сказал: «Ты знаешь, как выбирать девушку, МакКензи? Начни с задницы и поднимайся выше!» Ой!

Он отскочил, смеясь, когда она шутливо ударила его.

Потом он нагнулся и очень нежно поцеловал ее. Дождь все еще падал, барабаня по мертвым листьям, устилавшим землю сплошным слоем.

Ты хочешь ребенка, не так ли? — спросила она тихо. — О котором ты точно будешь знать, что он твой?

Он некоторое время не поднимал головы, но, наконец, взглянул на нее, позволив ей увидеть ответ на своем лице. Сильное желание, смешанное с волнением и тревогой.

— Я вовсе не… — начал он, но она остановила его, закрыв его рот рукой.

— Я знаю, — сказала она. — Я понимаю.

Она понимала. Почти. Брианна, как и он, была единственным ребенком в семье и знала тоску по близости с родственной душой; хотя ее потребность в близости, в отличие от его тоски, была удовлетворена. У нее был не один любящий отец, а даже два. Мать, которая любила ее, несмотря на пространство и время. Мюрреи, семья, которую она неожиданно нашла в Лаллиброхе. И более всего, у нее был сын, ее плоть и кровь, маленький и доверчивый вес которого уверенно привязывал ее к миру.

А Роджер был сиротой, один в мире на протяжении длительного времени. Его родители погибли прежде, чем он узнал их, его старый дядя умер. У него не было никого, кто называл бы его своим; никто не любил его только потому, что он был чьей-то плотью и кровью. Никто, кроме нее. Неудивительно, что он жаждал уверенности, которую она ощущала, когда держала в руках своего ребенка.

Он внезапно откашлялся.

— Я… хм… собирался подарить его тебе вечером. Но возможно…

Он достал из внутреннего кармана сюртука и протянул ей мягкий сверток ткани.

— Что-то вроде свадебного подарка, да? — он улыбался, но она могла видеть неуверенность в его глазах.

Брианна развернула сверток, и пара черных глаз-пуговиц взглянула на нее. На кукле было бесформенное платье из зеленного ситца и волосы из красной пряжи, торчащие во все стороны. Ее сердце сильно застучало в груди, и горло сжали спазмы.

— Я подумал, что малышу она понравится, может быть, он будет грызть ее.

Она пошевелилась, и мокрая ткань платья натянулась на ее груди, родив в них ощущение покалывания. Да, она боялась, но существовали вещи, более сильные, чем страх.

— Это будет в другой раз, — сказала она и коснулась его руки. — Я не могу сказать когда, но это будет.

Он взял ее руку и сильно сжал, не глядя на нее.

— Спасибо, кубышка, — сказал он очень тихо.

Дождь становился все сильнее. Роджер откинул влажные волосы с глаз и отряхнулся, как собака, разбрызгивая воду с плотной ткани сюртука и пледа. На серой шерсти сюртука была грязь, он потер ее, но без успеха.

— Христос, я не могу жениться в таком виде, — сказал он, пытаясь снять напряжение, возникшее между ними. — Я похож на бродягу.

— Еще не поздно, — сказала она со слегка дрожащей улыбкой, поддразнивая его. — Ты все еще можешь отказаться.

— Было поздно с того самого дня, как я увидел тебя, — сказал он хрипло. — Кроме того, — добавил он, поднимая бровь, — твой отец зарежет меня, как борова, если я скажу, что передумал.

— Ха, — сказала она, но скрытая улыбка образовала ямочки на ее щеках.

— Жестокая женщина! Тебе нравится эта идея!

— Да, то есть нет, — она теперь смеялась, чего он и добивался. — Я не хочу, чтобы он зарезал тебя. Просто приятно знать, что он может сделать это. Отец должен быть защитником.

Она улыбнулась и легко дотронулась до него.

— Как ты, мистер МакКензи.

Какое-то непонятное чувство сжало его грудь, словно его жилет стал слишком тесным. Потом в груди немного похолодело, когда он вспомнил, что должен сказать ей. Отцы и их понятия о защите, в конце концов, различались, и он не был уверен, как она воспримет его рассказ.