Елена Хаецкая - Византийская принцесса Страница 29

— Вы дурно себя чувствуете? — Диафеб перестал жевать и воззрился на Тиранта с настоящей тревогой. — Вы бледны, кузен, и глаза у вас стали совсем белые, а ведь были голубыми. Дурной признак!

— Никогда они не были у меня голубыми, — возразил Тирант. — Они у меня сероватые с крохотными желтыми точками вокруг зрачка, что является признаком благородства и красоты.

— Да бросьте вы, они всегда у вас были голубыми.

— Говорят вам, ничего подобного! — рассердился Тирант. — Охота вам дразнить меня!

Диафеб пожал плечами и, не прибавив больше ни слова, покончил с куропаткой, которая лежала перед ним на тарелке совершенно беспомощная.

Тирант же, почти не притронувшись к обеду, довольствовался большим бокалом разбавленного вина. И, утолив жажду, вышел.

Он поднялся на холм посреди лагеря и в который раз внимательно осмотрел городские укрепления. Об этом севастократор имел беседу с некоторыми рыцарями. Многие держались того мнения, что надлежит дать туркам большое сражение и разом покончить с ними, поскольку для несчастных горожан сидеть в осаде совершенно невыносимо.

Тирант слушал все их рассуждения, но почти ничего не говорил в ответ. Он не хотел попасть впросак каким-нибудь неуместным замечанием. И среди рыцарей и сеньоров, что пришли под стены Пелидаса вместе с Тирантом, укоренилось мнение, что севастократор человек отважный, глубокомысленный и немногословный. С таким военачальником нетрудно будет одержать победу. Кроме того, удивительным казалось им то, как тщательно он одет и чисто умыт, несмотря на тяготы военного похода. И даже женская рубашка вместо гербовой котты, которую Тирант носил поверх доспеха, не вызывала ни у кого насмешливой улыбки.

Впрочем, Тирант даже не подозревал о том, какое впечатление производит он на людей, так глубоко он был озабочен тем, чтобы снять осаду с Пелидаса и освободить все захваченные турками земли.

Наконец к нему подбежал один солдат и сообщил, что вернулись охотники и что они привели троих пленных турок. «А четвертый прибыл верхом на копье, и притом не весь, а только в виде одной головы».

Тирант поблагодарил за доброе известие и поспешил туда, где ожидали его охотники с добычей. Турки выглядели угрюмыми и чумазыми, особенно один, у которого кровь текла из носа. Отрубленная голова глядела с копья стеклянными глазами, ее рот был приоткрыт и изгибался книзу, как бы кривясь в гримасе отвращения.

— Мы увидели их там, где вы и указали, ваша милость, — сказал один из охотников, верзила с хитрыми глазами. — Они бродили там, высматривая, нет ли для них легкой поживы, а заодно и выслеживая христианских рыцарей. Затем они захотели пить и отправились к одному источнику. Мы выждали, чтобы они наполнили свои животы водой — это помешало им быстро бежать, когда мы набросились на них из засады. Но один все-таки пытался удрать, да без толку — арбалетная стрела летит быстрее.

Севастократор кивнул охотникам и спросил:

— Итак, по-вашему, сколько денег я вам должен?

— Помилуйте, — протянул другой охотник, опуская глаза, — да разве можно нам брать деньги за то, что сделано по велению сердца? Но коль скоро вы обещали заплатить за пленных, то отвечу прямо: мы должны бы получить с вас тысячу восемьсот дукатов. А получили бы две тысячи, не будь этот негодяй столь расторопным!

— Хорошо, — сказал Тирант, — я выдам две тысячи, как если бы и четвертый остался жив! И еще я приглашаю вас за свой стол и прошу вас оказать мне любезность и отужинать со мной, в обществе графов, герцогов и маркизов!

— Да уж, — сказали охотники, — вы человек необыкновенный, и никогда в империи не бывало столь удивительного севастократора!

Пленников допрашивали недолго; они немногое могли добавить к тому, что выяснил Тирант.

— Пусть скажут, много ли неприятеля подошло под стены Пелидаса, — требовал севастократор.

Толмач передавал его вопрос на турецком наречии; пленники переглядывались, угрюмо сверкая глазами, и потом один из них что-то отвечал. Говорил он долго и с жаром, и толмач, внимательно выслушав, передавал севастократору:

— Болтают, будто их много.

— Что еще они говорят? — допытывался Тирант.

— Только это, — пожал плечами толмач.

— Как же так? — удивился Тирант. — Они столько всего сказали!

— Только это.

— Я прикажу пытать не только их, но и тебя! — вскипел Тирант. — Как ты можешь лгать мне с такой наглостью? Или ты предатель и заодно с этими псами?

— Вы знаете все, что они сказали, — упрямо повторил толмач.

Тирант повернулся к герцогу де Пера, и тот посоветовал:

— Пусть толмач переведет вам все дословно.

Тирант вдруг понял, что герцог де Пера разбирается в турецком наречии. И еще он понял, что герцог действительно на его стороне, но не хочет сейчас делать ничего такого, что повредило бы севастократору в глазах других людей.

И толмач перевел:

— Он говорит: «Нас много-много-много. Нас больше, чем песчинок на дне моря. Нас очень много. Нас так много, что ни один глупый франк не сумеет сосчитать, как нас много. И коль скоро нас так много, то вас по сравнению с нами — немного. О, нас много-много! Тысяча тысяч — вот как нас много!»

И Тирант махнул рукой:

— Вижу я, что напрасно отдал две тысячи дукатов.

А герцог де Пера сказал:

— Их можно продать и отчасти вернуть потраченные деньги.

Тирант улыбнулся:

— Я дарю их вам, потому что мне в этой войне ничего не нужно, кроме отавы; и сражаюсь я не ради богатства, но ради того, чтобы завоевать спокойствие, мир и процветание для Константинополя.

— Хорошо, — согласился герцог де Пера. И обратился к пленникам, заговорив с ними по-турецки.

К вечеру, когда все в греческой армии отдохнули после ужина, Тирант отдал приказание по войску — вооружаться, надевать доспехи и сделать лошадей.

— Потому что нам надлежит выступить, едва стемнеет, — объяснил он.

После всего, что происходило во время перехода к Пелидасу, и того, что случилось возле самого Пелидаса, ни у кого уже не возникало сомнений в правоте севастократора и в том, что он сумеет разгромить турок наилучшим образом. И потому все охотно ему повиновались и выстроились для марша. За этим войском, по распоряжению Тиранта, следовала еще тысяча человек, и эти люди вели с собой кобыл, которых взяли в Вальбонской долине.

И вот, приближаясь к туркам, Тирант велел войску остановиться и вывести вперед кобылиц. Пастухи верхом на лошадях погнали кобыл, так что те ворвались в лагерь турок, и поднялась там такая суматоха, какой еще не видывали.