Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская Страница 29

– Чем же я Буяна хуже? – вскинул подбородок Демьян.

– А тем, Робша, что Филька – правая рука Липовецкого князя, а ты лишь при младшем сынке ходишь. И двор у него, уж можешь обижаться, побогаче вашего будет. Он вдовец, приданое жены все при нем осталось, сам себе хозяин, а ты при отце пока.

– У меня дружина своя, – не желал мериться с суровой правдой Олексич.

– А что за татя Федора пред тобой выставлял, так тать он и есть. Уж поверь мне, тестя такого ни к чему иметь, аки коршун, вопьется когтями, не отцепишься. Оградить я тебя хотел от семейки этой. А знаешь, что он вдовицу воя обрюхатил, думал, пуста, родить не сможет, да нахаживал к ней, греха не боясь, а она взяла да понесла. Так Агафья твоя три дня на коленях пред ним стояла, чтобы он женился, да вдовицу не позорил. Вот у него жена-то откуда, а ты породниться с ним хочешь.

«Твоя Агафья» теплой волной пробежало по телу и вызвало у Демьяна улыбку.

– Что скалишься? Смешно ему! С такими родниться, все равно, что с бродниками али погаными якшаться, бесчестье одно, – по-своему истолковал улыбку Олексича князь.

– Агаша за отца не в ответе. Да и Федора можно ли судить? Сколько нарочитых мужей на сторонке детишек от простых девок наживают, а под венец вести дочерей смердов не спешат. А этот женился все ж, хоть и не по чести жена, пересудов да гнева княжеского не побоялся. Не всякий решится. Кто без греха?

Демьян мстительно бил не в бровь, а в глаз, зная, что у Алексашки на стороне растет дочь.

– Ну, ежели ты в том греха не видишь, так иди – сватайся. Я, что мог, сделал, – князь жестом словно омыл руки.

– Завтра поутру и пойду, – с вызовом бросил Олексич.

– Иди, иди, у крыльца постоишь, он тебя и в сени не пустит.

Демьян ничего не ответил, он и сам в глубине души понимал безнадежность затеи, но не хотел себе в том признаваться.

– Ну, хочешь, я с тобой сватом пойду, да Миронега для веса с собой прихватим? – заискивающим тоном вдруг предложил Александр.

– Сам я пойду, – буркнул Демьян.

– Бог в помощь, – ядовито усмехнулся князь, раздосадованный, что боярин не пошел на щедро предложенное примирение.

Алый княжеский корзень мелькнул за дырявым частоколом. Молодой боярин остался один с невеселыми мыслями.

Тяжелые дубовые ворота смотрели на Демьяна глухой безнадежностью. Жених потоптался в нерешительности, едва заметно вздохнул и, толкнув плечом массивную калитку, ступил на неприветливо пустынный двор. Заливаясь раскатистым лаем, к незваному гостю рванула свора собак. Мелкая и оттого самая задорная шавка, оскалив острые клыки, попыталась схватить Демьяна за сапог. Он легонечко пнул ее ногой, но этим только раззадорил нахалку. Никто не спешил отгонять настырных сторожей. Положение становилось потешным: жених, сражающийся с собаками.

– Дружок! – не растерявшись, крикнул Олексич. Из-за угла клети вынырнула лобастая, измазанная сажей морда. Пес в несколько прыжков подлетел к своре, по-хозяйски властно рыкнул и лизнул правую руку Демьяна. Собаки сразу успокоились и лениво стали разбредаться в разные стороны. Атака закончилась. Парень, благодарно потрепав Дружка за ухом, пошел к сеням.

Дверь противно скрипнула, на пороге появился старик с жиденькой бороденкой на сморщенном лице, одетый в полинялую свиту. Дед напряг подслеповатые глаза и вопросительно уставился на гостя.

– Мне к Федору Евсеевичу… Воевода дома? – не своим, каким-то севшим голосом спросил Олексич. – Я – боярин липовецкий, по делу, – добавил он, кашлянув в кулак.

Седая голова исчезла. Наступило изматывающее ожидание, Демьян чувствовал, как ускоряется сердце, и от того злился сам на себя. И опять режущая ухо тишина.

Наконец-то старик показался вновь, так же молча жестом приглашая гостя войти. Челядин повел Демьяна не в гридницу, где недавно пировали вороножская и липовецкая дружины, а куда-то мрачным узким переходом. Парню все время приходилось нагибаться, чтобы не задевать головой притолоки.

Из темноты он вдруг попал в хорошо освещенную горницу. В слюдяных окошках весело искрилось зимнее солнышко. Во главе узкого и длинного стола, накрытого обильными яствами, хитро щуря глаза, сидел сам воевода. По правую руку от него с любопытством рассматривала вошедшего молодая жена, она встала и первой поклонилась гостю. Демьян с опозданием кинулся кланяться в ответ и креститься на образа в красном углу. Вокруг стола нарочито суетливо бегала Купава, как и хозяйка, не скрывая своего любопытства. Агафьи, к сожалению, в горнице не было.

– Здрав буде, воевода! – громко и как можно увереннее произнес Демьян.

– И тебя храни Господь, Демьян Олексич, – не вставая, упираясь широкими ладонями в стол, ответил Федор. – Зачем в такую рань пожаловал?

– Отдай за меня свою дочь Агафью! – решительно бросил гость заветные слова.

– Честный жених сначала свататься идет, а потом уж с девкой по погостам да лесам бродит, и то ежели отец ее позволит то бесстыдство творить, – сразу показал свою осведомленность Федор.

Демьян опустил глаза.

– Отдай, полюбились мы друг дружке.

– А она вот сказывает – не нужен ты ей, – воевода постучал кончиками пальцев по твердому дереву.

– Рассорились мы давеча, обида в ней говорит, да то ненадолго, простит! – горячо заговорил парень.

– Что ж рассорились-то? – глаза воеводы совсем превратились в щелочки.

– Не могу я того сказать, – покраснел Демьян.

– Слышала, Устя, рассорились они давеча!? – громко, скорее кому-то, чем жене прокричал Федор. – Значит, вчера она снег с могилок долго расчищала, замешкалась, видеть никого не видела, никакие ухари вкруг нее не вились? Да и не нужны ей женихи курские, так? А этот говорит – рассорились, это ж как?

Купава ахнула и опрокинула крынку. Та с глухим стуком упала на пол, расколовшись надвое.

– Пошла вон, растяпа! – гаркнул на нее хозяин.

Олексич с досады прикусил нижнюю губу, он «с потрохами» выдал любимую отцу. Хитрый Федор провел его как дитя.

– Не гневайся, случайно мы встретились, не виновата она, – попытался хоть как-то исправить ситуацию Демьян.

– Не умеешь врать, так и не берись, – усмехнулся воевода. – Другие вон в сваты князей брали, а ты что ж один пришел. Али не в чести у князя своего?

– Ведаю, что князей наших не жалуешь, злить тебя не хотел, – признался жених.

– Умно, только не