Джулия Куин - Невеста герцога Страница 3

Элизабет и Грейс заулыбались, устремив на нее выжидающие взгляды. Они не впервые играли эту сцену все вместе. И все знали, что будет дальше.

Особенно Амелия.

— Нет, — произнесла она, прежде чем успела подумать.

Он удивленно моргнул.

— Нет?

— Нет, спасибо, — уточнила она, приятно улыбнувшись. Ей не хотелось выглядеть невежливой.

Он опешил.

— Вы не хотите танцевать?

— Пожалуй, нет. Не сегодня. — Она бросила взгляд на сестру и Грейс. Они пребывали в ужасе.

Амелия же была в восторге.

Она чувствовала себя самой собой, чего никогда не позволяла себе в его присутствии, а также перед его прибытием и после его ухода.

Все всегда крутилось вокруг него: Уиндем то, Уиндем это, — и как удачно, что она помолвлена с самым красивым герцогом в стране, даже не шевельнув мизинцем.

Однажды Амелия дала волю своему суховатому чувству юмора, заметив, что ей все же пришлось потрясти детской погремушкой, и была вознаграждена парой осуждающих взглядов и одним упреком в неблагодарности. Последний исходил от матери Джасинды Леннокс за три недели до того, как на Джасинду обрушилась лавина брачных предложений.

Поэтому Амелия обычно помалкивала и делала то, что от нее ожидали. Но сейчас…

Сейчас она не в Лондоне, не под надзором своей матери, и ей так надоело, что он держит ее на привязи. В самом деле, если бы не он, она нашла бы себе кого-нибудь другого. Она могла бы развлекаться и целоваться с мужчинами.

О, ладно, поцелуи — это, пожалуй, слишком. Она не идиотка, чтобы рисковать своей репутацией. Но она могла бы фантазировать на эту тему, чего она определенно никогда себе не позволяла.

А затем, поскольку Амелия не имела понятия, когда она снова почувствует себя такой бесшабашной, она улыбнулась своему будущему мужу и сказала:

— Но вы должны танцевать, если вам хочется. Уверена, здесь полно дам, которые будут счастливы составить вам компанию.

— Но я хотел бы потанцевать с вами, — настаивал он.

— Возможно, в другой раз, — отозвалась Амелия, одарив его лучезарной улыбкой. — Пока!

И спокойно двинулась прочь, хотя ей хотелось припустить вприпрыжку, что она и проделала, свернув за угол.

Томас Кавендиш привык считать себя разумным человеком, особенно с тех пор как его высокое положение в качестве седьмого герцога Уиндема позволяло ему предъявлять к жизни неразумные требования. Он мог безумствовать, одеваться в розовое, объявлять мир треугольным, и высшее общество внимало бы каждому его слову с самым почтительным видом.

Его отец, шестой герцог Уиндем, хотя и не безумствовал, не одевался в розовое и не объявлял мир треугольным, определенно был весьма неразумным человеком. По этой причине Томас гордился своим ровным характером, святостью своего слова и — хотя он предпочитал не афишировать эту сторону своей натуры — своей способностью воспринимать с юмором нелепые ситуации.

А эта ситуация определенно была нелепой.

Но когда новость об уходе леди Амелии из зала распространилась, и головы одна за другой стали поворачиваться в его сторону, Томас начал понимать, что линия между юмором и яростью не намного шире, чем лезвие ножа.

И вдвое острее.

Леди Элизабет взирала на него с изрядной долей ужаса, словно он мог превратиться в чудовище и растерзать кого-нибудь в клочки. А Грейс — черт бы побрал эту маленькую нахалку — выглядела так, словно вот-вот разразится смехом.

— Не вздумайте, — предостерег он ее и повернулся к Элизабет. — Мне сходить за ней?

Та уставилась на него с непонимающим видом.

— За вашей сестрой, — пояснил он.

Никакой реакции. Милостивый Боже, чему только учат женщин в наше время?

— Сходить мне за леди Амелией? — произнес он с нажимом. — Моей нареченной невестой. Той самой, которая только что дала мне от ворот поворот.

— Я бы так не сказала, — выдавила наконец Элизабет.

Он устремил на нее более долгий взгляд, чем было удобно — для нее, разумеется, он-то чувствовал себя вполне непринужденно, — затем повернулся к Грейс, которая, как он давно понял, была одной из немногих людей на свете, на чью честность он мог полагаться.

— Мне пойти за ней?

— О да, — сказала она, лукаво поблескивая глазами. — Идите.

Томас слегка приподнял брови, гадая, куда могла направиться строптивая девица. Вряд ли она уехала с вечера. Парадные двери выходили на Главную улицу Стэмфорда — не самое подходящее место для одинокой женщины. Позади здания располагался небольшой сад. Томасу никогда не представлялось случая побывать там лично, но он слышал, что немало брачных предложений делалось в его тенистых зарослях. И не всегда добровольно, учитывая состояние одежды тех, кого заставали врасплох в заднем саду Линкольнширского зала для танцев и ассамблей.

Впрочем, Томас не опасался, что его застанут наедине с леди Амелией Уиллоуби. Ведь он уже прикован к этой девице, не так ли? И вряд ли ему удастся откладывать свадьбу и дальше. Он предупредил ее родителей, что им — придется подождать, пока ей не исполнится двадцать один год, и наверняка она вскоре достигнет этого возраста, если уже не достигла.

— Как я понимаю, у меня два выхода, — промолвил Томас. — Сходить за моей очаровательной невестой, притащить ее назад и станцевать с ней, чтобы продемонстрировать почтенной публике, что она у меня на коротком поводке.

В глазах Грейс мелькнуло веселье. Элизабет слегка позеленела.

— Но это будет выглядеть, как будто меня это волнует, — заметил он.

— А разве нет? — поинтересовалась Грейс.

Томас задумался. Конечно, его гордость задета, но в основном выходка Амелии его позабавила.

— Не слишком, — ответил он и, поскольку Элизабет была ее сестрой, добавил: — Прошу прощения.

Та слабо кивнула.

— С другой стороны, — продолжил он, — я могу просто остаться здесь, отказавшись устраивать сцену.

— Вообще-то сцена уже имела место, — возразила Грейс не без иронии.

Томас снисходительно улыбнулся.

— Вам повезло, что вы единственное существо, которое делает мою бабушку выносимой для окружающих.

Грейс повернулась к Элизабет:

— Меня определенно не уволишь.

— Как бы меня к этому ни искушали, — добавил Томас.

Это было неправдой, они оба знали. Если бы понадобилось, Томас упал бы перед ней на колени, чтобы упросить ее остаться на службе у его бабки. К счастью для него, Грейс не выказывала никакого желания уволиться.

Тем не менее он упал бы на колени, утроив при этом ее жалованье. Каждая минута, которую Грейс проводила в обществе его бабушки, избавляла его от этой утомительной обязанности, что было поистине бесценно.