Элизабет Бикон - Граф-затворник Страница 3

Надо признать, Персефона все же восхищалась смелостью графа-затворника – он не отказался исполнить для своего друга обязанность, которой пренебрег ее брат. Но это вовсе не предполагало с ее стороны особенную внимательность или симпатию. К счастью, у нее хватало здравого смысла не интересоваться этим волком-одиночкой. Он же сосредоточил на ней свое пристальное внимание, и девушка даже сердито взглянула в его сторону. Оказалось, он как раз смотрел на нее и удивленно поднял бровь, словно намекая: не надо его обвинять за собственные своенравные мысли. С желанием доказать свое совершенное безразличие Персефона повернулась спиной к этому раздражающему ее мужчине и снова принялась за свои обязанности – очаровывать гостей Джека.

Несомненно, сейчас разговоры наверняка крутились бы вокруг странного исчезновения Рича, но все-таки на церемонии свадьбы Джека и Джессики их почти не было, да и присутствие Персефоны – сестры Ричарда Сиборна – их сдерживало. Были и те, кто дерзко спрашивал, куда же он все-таки отправился, но основная масса ограничивалась выразительными взглядами, в которых сквозили самые разные чувства: от острого любопытства до искреннего сочувствия. Пусть Рич и отсутствовал, но леди Сиборн настолько безупречно организовала свадебное торжество, что под очарование счастливой пары попали все без исключения. Даже престарелая вдовствующая герцогиня в определенном смысле получила удовольствие.

Персефона чуть не расплакалась, представив, как радовался бы горячо любимый отец, если бы дожил до сего события. Когда Джеку было всего шестнадцать лет, его мать произвела на свет мертворожденную дочь, а затем умерла сама. Сам герцог вскоре после этого упал с обрыва и сломал шею. Тогда родители Персефоны приняли решение перебраться в Эшбертон, чтобы помочь Джеку пережить горе и облегчить бремя, которое легло на его юные плечи.

К своему стыду, она помнила, что реагировала на эти перемены страшной ревностью и обидами, а ведь ее родителям было нелегко взвалить на себя тяготы опекунства. Наверное, Рич переживал это еще острее, ведь ему было пятнадцать лет, а ей только восемь. Но хватит думать о зияющих прорехах в рядах семьи. Еще многое предстоит сделать. И Персефона с беззаботным видом влилась в толпу, расточая улыбки и смех, пока у нее не устали мышцы лица.

Наконец гости начали расходиться – кто отдохнуть перед ужином, а кое-кто отправились по домам, если жили рядом. Персефоне в конце концов удалось сбежать. Исчезнув из поля зрения находившихся в доме и на террасе людей, она с огромным облегчением выдохнула и поспешила к своему любимому убежищу. Она искренне радовалась за Джека и его обретенную герцогиню и сердилась на себя за неприятное чувство тревоги. Оно портило ей такой радостный день – а оно ведь не проходило, продолжало беспокоить внутри, как больной зуб.

Стояла прекрасная летняя погода – теплая и безветренная, но в воздухе все равно уже носилось дыхание осени. Персефоне же чудилось нечто опасное даже в легком юго-западном бризе. Несмотря на августовскую жару, ее вновь охватил озноб. Она ощутила, как вдруг разительно изменилась вокруг атмосфера. Шестое чувство подсказывало: в безопасный мир Сиборнов проник невидимый дьявол, он без малейшей жалости сомнет, уничтожит их ради своей цели.

Хорошо еще, что удалось отправить Джека с молодой женой в путешествие по Озерному краю[1]. Она вспомнила, как со смехом напутствовала молодоженов, чтобы они не увлекались и возвращались домой хотя бы к Рождеству. Но она знала: как бы ни желал Джек уединиться с Джессикой, он ни за что никуда не уехал, если бы считал, что жизни в Эшбертоне что-то угрожает. Персефона с безмятежным спокойствием приказала кузену отправляться в путь, пока Джессика не уехала без него. Да и в любом случае здесь не было какой-то существенной опасности, которой стоило бы ему озаботиться, никакого реального врага, вызывающего ее неясную тревогу.

Хотя лучше он был бы здесь, заключила она. В этот момент вход в убежище заслонила чья-то высокая фигура. «Надо как-то отвязаться от этого шафера», – подумала Персефона.

Лорд Калверкоум остановился в проходе, насмешливо глянул на нее и затем вошел внутрь. Можно подумать, он имеет право изводить ее своими непрошеными советами и этим скептическим взглядом, адресованным только ей. Кроме того, если он сам одинокий волк, то с какой стати не дает другим – а конкретно ей – насладиться уединением?

Но он явно об этом не думал и неторопливо шел к ней с таким видом, словно владел и всем Эшбертоном. А у него самого полно разнообразных старинных поместий, унаследованных от предков. Персефона не сомневалась: он намеренно преувеличивал их плачевное состояние, дабы отпугнуть гостей и всех юных леди, жаждавших заполучить его в мужья. Правда, он вышел из своего затворничества, чтобы поддержать Джека. И это подрывало ее уверенность, что он самый эгоистичный человек из всех, кого она только встречала.

Персефона надеялась, что он все-таки уйдет и оставит ее в покое, но он спокойно приближался, словно был уверен в теплом приеме, иное ему просто в голову не приходило. Один из самых раздражающих мужчин на земле – второй после ее брата Ричарда. Эта мысль вызвала у нее злость. Ну не глупо ли было надеяться тому неясному врагу, что Рич найдет способ появиться на свадьбе Джека и Джессики Пэндл? Персефона до самого начала свадьбы все-таки надеялась на появление Рича. Вот Джек и Джессика уже заключили в часовне Эшбертонов свой благословенный союз, а Рич так и не появился. Никакого переодетого незнакомца в церкви, украдкой посмотревшего на свадьбу и исчезнувшего, пока никто его не заметил – кроме, разумеется, самой Персефоны.

Глава 2

Черт побери, разве она не обещала себе больше не вспоминать об отсутствующем брате, таком упрямом и своенравном? Персефона заставила себя глубоко вдохнуть и сжала кулаки. Именно сегодня, в день свадьбы Джека, она пыталась не думать о самой большой потере в семье Сиборн. «Идиотка», – обозвала она себя за то, что вновь нарушила свой же запрет этой темы. Тут ее взгляд остановился на ближайшей фигуре, им оказался Александр Фортин, лорд Калверкоум, – и ее мысли приняли другое направление. «Вот уж мне повезло, ничего не скажешь!» – с горькой неприязнью мелькнуло в ее голове, когда этот неприятный тип в ответ на ее враждебный взгляд поднял брови и холодно посмотрел, словно она вела себя вздорно и неприветливо – а так, надо признать, и было.

В данный момент она вдруг почувствовала себя будущей жертвой готовящегося к нападению хищника под взглядом его глаз: как здорового, пронизывающе ясного, так и поврежденного. Раненый глаз пересекала непрозрачная полоса – такая же заметная, как и неровные линии шрамов на той же стороне лица. Много ли, мало ли он видел, но выражение этого глаза ничуть не отличалось от глаза здорового – яркая синева пылала дерзостью и высокомерием. «Разумеется, он никогда не признается, видит он этим глазом или нет, но совершенно ясно – ранения получены не на поле битвы. Кто-то же нанес эти ужасные раны человеку, который был слишком горд и силен, чтобы сдаться и выдать важные тайны», – подумала Персефона. Девушка невольно восхитилась его несгибаемым мужеством, вероятно, оно и помогло выдержать те жестокие муки, о чем сейчас свидетельствовало его лицо.